Стоп!
Иван «ветхий», Иван «новый»… Последний из пророков Ветхого Завета — Иоанн Креститель. В Новом… — Иоанн Богослов!..
Круг замкнулся.
«Раздвоение Ивана»: не намек ли это на то, что на самом деле Иванов — двое? Иоанн… Воланд?! Булгаковский сатана подозрительно часто говорит о милосердии: в Варьете, в эпизоде с Фридой («Я о милосердии говорю…»), в разговоре с буфетчиком («помилосердствуйте!..»). Имя «Иоанн» в переводе с древнееврейского — Бог милосерден.
Воланд — немец: значит, Иоанн, Ганс. «Окаянный ганс!» — кричит он на Бегемота. Вслушайтесь: Ганс — Га-Ноцри.
Иешуа Га-Ноцри.
Иоганн.
Бал у сатаны — «бал ста королей». «Как подумаешь о том, насколько микроскопически малы их возможности по сравнению с возможностями того, в чьей свите я имею честь состоять, становится смешно и даже, я бы сказал, грустно», — так говорил Коровьев. Но библейский «Владыка царей земных» — это об Иисусе, а не о сатане!
Значит, Воланд — постаревший на двадцать веков Иешуа. Разве не обещал библейский Мессия прийти еще раз — перед «концом времен»?
«Аннушка уже купила масло». Сколько домыслов накручено вокруг этой знаменитой булгаковской фразы! А ведь все просто: ветхозаветная пророчица Анна первой объявила о грядущем Мессии-Помазаннике, то есть о Христе (греч. Христос — евр. Мессия, Помазанник).
Цари, первосвященники и пророки помазывались елеем — священным маслом. Кого ждала московская Аннушка?
Еще раз сравним «метеорологию» двух булгаковских пришествий. Ершалаим: «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город…» Москва: «Эта тьма, пришедшая с запада, накрыла громадный город…»
Случайно ли совпадение: туча появляется вместе с Иешуа и Воландом? Туча — черная. Но апостол Лука и не обещал, что она будет светлой: «И тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаке с силой и славою великою».
Кто же он, «высокий иностранец», прилетевший в Москву «с силой и славою великою»? Читающий да разумеет: «Высочайший придет на землю в образе человеческом, будет есть и пить с людьми в мире». Это — из раннехристианского «Завета Двенадцати Апостолов». Не случайно гастрономическая тема в романе так подчеркивается: «Среди лиц, садившихся со мной за пиршественный стол, попадались иногда удивительные подлецы!» Не намекает ли Воланд на библейского Иуду и Тайную Вечерю? Или на булгаковского Иуду из Кириафа, потчевавшего в своем доме Иешуа?
Так кто же посетил булгаковскую Москву «однажды весной, в час небывало жаркого заката»? Кто нашептал мастеру «Евангелие от Воланда», ждавшее своего часа двадцать столетий?
В писании обнаружено более 250 упоминаний о втором пришествии. Библия учит, что Мессия появится неожиданно, в другом облике и под другим именем: «И назовут Тебя новым именем». Воланд появился в Москве и, конечно же, не был узнан в своем опереточно-мефистофельском обличье. Не признали москвичи и маскарадное воинство его — «членов преступной шайки». Но разве Он не предупреждал: «Се, иду как тать…». «Тать» означает — вор, разбойник; беседуя с литераторами, булгаковский иностранец «воровски оглянулся». Воланд назвал Левия рабом, Ивана — дураком, Маргариту — королевой, отнял старое имя и саму память о нем у мастера: «И рабов своих назовет новым именем». Имя — это очень важно. «Черный бог», «бог разбойников», — кричит потрясенный казнью Левий. Бог усмехнулся: двадцать веков спустя в Москве появляется «черный маг» Воланд с «шайкой разбойников». В новой шахматной партии он играет черными («… в смежных клетках, белой и черной, виднелись черные всадники Воланда»). По тем же правилам он пришел не с востока, как обещал ученикам Иисус, а с запада. И, конечно, ряженого богочеловека не узнали даже те, кто возвестил о его приходе — мастер и Иван Бездомый.
Надо особо отметить: сам Воланд прямо свое «инкогнито» не раскрывает — ни в Ершалаиме, ни в Москве. Как Иисус, которого Христом (Мессией) объявили ученики. Мага называет «сатаной» мастер — с точностью до наоборот! Тогда же в палате № 117 впервые прозвучало его новое имя — Воланд. В своей бесконечной доброте московский Мессия позволяет именовать себя «сатаной» и «плодом галлюцинаций» — как и в Ершалаиме, где он не обижался на «лжеца» и «собаку». Только доведенный до отчаяния двумя атеистами, гость пролетарской столицы в сердцах восклицает: «Поверьте хоть в то, что дьявол существует!»
Второй Мессия — «Искупитель». «Сегодня такая ночь, когда сводятся счеты», — говорит Воланд. Отсюда и тема денег в романе, особенно фальшивых. Понятным становится и эпизод со сдачей валюты. Искупление вины, прощение: Фрида, Пилат, Берлиоз, Иван, Варенуха, фиолетовый рыцарь, Николай Иванович… «Кот…, откуда-то добыл печать, по всем правилам подышал на нее, оттиснул на бумаге слово «уплочено».