Но главное — библейский сатана лишен дара предвидения. Эго — догмат. Между тем булгаковский «сатана» только и делает, что предсказывает! Берлиозу: «Аннушка уже купила масло…» Прогноз барону Майгелю: «… это приведет вас к печальному концу не далее чем через месяц». Буфетчику — о его скорой кончине. Мастеру — о сюрпризах, которые принесет роман. Обобщающий прогноз: «Все будет правильно.» И, наконец, Воланд — Левию Матвею: «Ты с чем пожаловал, незваный, но предвиденный гость?..»
«Предвиденный»!
Имя «Прометей» буквально означает — «предвидящий», «знающий наперед». А огненный глаз Воланда, вписанный в сияющий треугольник Огня — его истинный знак, символ Божественного Предвидения.
… «Немец». Воланд отвечает на вопрос Берлиоза о семейном положении: «Один, один, я всегда один…»
«Один». — три раза: верный признак шифра! Древнегерманский Один (он же — Вотан) — бог мудрости, колдовства и пророчества. Знакомый набор! Он принес людям волшебные буквы — руны — и добыл «мед поэзии». Одноглазый Один («… правый глаз мага пуст, черен и мертв*) — умный, насмешливый демиург. Особая примета — чрезвычайно высокий рост. Бог-странник (Иешуа — «бродяга», Воланд — «высокого роста», «путешественник»), бог, принесший себя в жертву, он умирает, распятый на дереве и пронзенный копьем («… и тихонько кольнул Иешуа в сердце*). Бог умирающий и воскресающий, покровитель мертвых… Золотой дворец Одина — Вальхалла — обитель погибших героев: там они живут, пьют, любят, сражаются и умирают, а наутро воскресают вновь. Воскресает и съеденный ими кабан (ср.: Николай Иванович, превращенный в борова. Воланд: «На кой черт и кто станет его резать?..») Роскошные залы Воланда — это из мистерии Одина. Девять залов-миров, через которые должен бесстрашно пройти кандидат: «… надо облететь залы, чтобы почтенные гости не чувствовали себя брошенными».
Как и у Булгакова, в культе Одина присутствуют огромный плащ, мертвые вещающие головы и кубок из черепа — из него должен выпить посвящаемый. Птица Одина — ворон. Как мы уже отмечали, она сопровождает Воланда в первых редакциях романа. Эвфемизмические имена северного бога — Игг («Страшный»), Хор («Высокий»), Гримнир («Скрывающийся под маской») — уже известные нам знаки Воланда. Тацит описывает Одина, как германского Меркурия, отмечая, что ему посвящен тот же день недели — среда. День, в который Воланд появился в Москве и сказал: «Меркурий — во втором доме…»
«Все будет правильно», — обещает Воланд. «Правильно» — по-гречески «орфос». Воланд, как мы помним, — смуглый. А многие исследователи мифов полагают, что имя «Орфей» восходит к омониму «орфос» — греческому слову («темный»). На этом основании теософы прошлого века делали вывод о том, что Орфей — выходец из Индии. Его почитали как «отца музыки»: Коровьев — «бывший регент и запевала». Орфей — в окружении зверей. Регент везде появляется в компании кота Бегемота. Орфей спускается в ад и зачаровывает его обитателей музыкой — даже Сизиф оставил свой камень! Хормейстер Коровьев-Фагот дезорганизует работу советского учреждения: «…помолчат минуты три и опять грянут…» А прощальный свист регента на Воробьевых горах?! «С корнем вырвало дубовое дерево», «выплеснуло целый речной трамвай…» Великолепная аллюзия на известные эпизоды орфического мифа: о деревьях, которые вырывали корни из земли и бежали, чтобы послушать музыку, а также о корабле «Арго», который сам сошел в морс, повинуясь звукам волшебной лиры. Смерть Орфея — его разорвали на части разгневанные женщины — и смерть Берлиоза: «… он прямо сказал, что Берлиозу отрежет голову женщина». Хорошо коррелирует с мифом и эпизод с ожившей на балу головой — голова Орфея, выброшенная на скалы, долгое время пророчествовала.