НЕПРОЧИТАННАЯ КНИГА
… Эго открытие во многом потрясло научный мир, хотя реакция на него была достаточно необычна Работа немецкого ученого Мартина Шонбергера, изданная в 1973 г. и посвященная древнейшему китайскому произведению «И цзин» («Канон перемен»), была воспринята многими маститыми учеными скорее как казус, псевдонаучная шутка, нежели какое-то отражение реальности. Ряд солидных ученых-востоковедов недоуменно пожимали плечами, показывая, что обсуждать «с позволения сказать научные идеи» М. Шонбергера, по крайней мере, не серьезно и не достойно академической науки.
Чем же поразил так востоковедов, а затем и более широкие «ненаучные» круги этот человек? Он просто подошел к древнекитайскому произведению с неординарной и даже «невостоковедной» точки зрения. Обычно «И цзин» принято было изучать с чисто исторической или текстологической точки зрения, как всякое письменное произведение, анализировать его структуру, частотное употребление иероглифов, комментарии, которые, как утверждает традиция, были написаны впоследствии самим Конфуцием. Было принято считать, что «И цзин» записан на рубеже XII–XI вв. до н. э., хотя само произведение или какие-то его части возникли на много веков раньше. Долгое время считалось, что «И цзин» представляет собой гадательную книгу, а возможно, заключает в себе и некую протописьменность, поскольку его основная или центральная часть состоит из графических изображений — фигур в шесть целых и прерывистых линий, которые принято называть гексаграммами. О непонятной, неразгаданной до сих пор функции «И цзина» и при этом его колоссальном влиянии на всю культуру Дальнего Востока мы поговорим позже, сейчас же вернемся к нетривиальной идее М. Шонбергера.
Его утверждения были оригинальны и во многом отчаянно смелы — «И цзин» представляет не что иное, как запись генетической структуры человека, поданной в достаточно необычном, но, тем не менее, вполне понятном специалисту виде. Не случайно сам М. Шонбергер назвал свою книгу «И цзин и генетический код: сокрытый ключ к жизни». Итак, очевидно, древняя книга, считавшаяся доселе гадательной, рассказывает о самой основе жизни. И еще — значит, китайцы (или их предшественники? — это вопрос особый) знали во 2 тыс. до н. э. или даже раньше генетическую структуру человека, постигнув тем самым величайшую тайну жизни. И если это действительно так, то развитие дальневосточной цивилизации, накопления знаний, равно как понятия «знания», вообще приобретают совсем иное звучание.
Идею об «И цзине» как о тайной схеме, содержащей генетический код, одобрил даже далай-лама Анагарика Говинда, написав солидное предисловие к исследованиям Шонбергера. По сути, согласились с идеей Шонбергера и ряд крупных специалистов в области математики (поскольку многое в исследовании было построено на чисто математических расчетах), биологии, физики.
Но прежде чем мы попытаемся углубиться в ход мыслей Шонбергера, скажем несколько слов о самом «И цзине», к тому же нам еще не раз придется возвращаться к этому необычному произведению.
«И цзин» принято переводить как «Канон перемен», хотя, как мы потом увидим, этот перевод весьма относителен и, возможно, значение этого слова «и» («цзин» — «канон» или «книга») в реальности даже нельзя адекватно передать на других языках. Если говорить о том, когда «И цзин» был написан, то классическая фраза, что произошло это «в глубокой древности», как ни странно окажется весьма точной — даже о приблизительном времени его создания остается лишь догадываться. Правда, нам известна эпоха, когда «И цзин» был записан, изложен иероглифами и некими двоичными символами на бамбуковых дощечках, но это не одно и то же, что время его создания. В науке принято считать, что это произведение было записано, видимо, в VIII–VII вв. до н. э. и никак не раньше XI в. до н. э., хотя существуют спекулятивные датировки, отодвигающие эту дату до середины 3 тыс. до н. э. Именно тогда жил легендарный правитель Китая, мудрец и основоположник многих полезных изобретений в человеческой жизни Фуси, чье полумифическое существование относят к 2875–2737 гг. до н. э. По традиционным версиям, он записал «И цзин», передав в нем сконцентрированную мудрость будущим поколениям. О сути этой мудрости спорят до сих пор.
Тот вариант «И цзина», который дошел до нас, многослоен, он как бы «наращивался» в течение многих веков, и здесь особо постарались многочисленные комментаторы. Дело в том, что смысл центральной наиболее древней части произведения настолько запутан и символичен, что понадобилось немало толкований, которые, возможно, вообще не соотносятся с изначальным смыслом. Но так уж был устроен Китай, что меньше всего заботился об «истинности смысла» (полнотой истины все равно никто не сможет обладать, — считали древние), но о том, чтобы все должным образом было прокомментировано, — это соответствовало особому «упорядочивающему» типу китайского сознания.