В конце 1810 года русско-французский союз затрещал по швам. Дело в том, что Наполеон присоединил к Франции несколько карликовых княжеств, чтобы закрыть дыру в континентальной блокаде Англии, чем нарушил статью 12 Тильзитского договора. Александр же для нормализации внешнеторгового оборота ввел новый тариф на «товары, ввозимые по суше», ущемив тем самым интересы Франции. В 1811 году началась пикировка сторон.
К тому же Наполеону стало известно о намерении Александра I присоединить Польшу к России, для этого он решил склонить на сторону России националистические верхи Польши. Наполеон 7 мая 1811 года прямо заявил русскому послу в Париже, что он знает об этом намерении Александра I. Короче говоря, обе стороны, формально придерживаясь действующих договоренностей, взапуски готовились к войне.
Надо сказать, что Наполеон опасался похода на Россию, ибо в его тылу в этом случае оставался Европейский континент, роптавший против его деспотизма. Он учитывал и необъятность пространства России (равного почти 50 Испаниям)! Перед своим отъездом в армию он признался Р. Савари: «Тот, кто освободил бы меня от этой войны, оказал бы мне большую услугу!» Но столкновение интересов французской буржуазии и российских феодалов побуждало его к энергичным действиям.
В этом подготовительном периоде резко возросла активность разведслужб России и Франции.
Александр I «высочайше повелел» командующим пятью корпусами на западной границе готовиться к походу. Со дня на день Россия была готова начать войну!
Фридрих Вильгельм не ратифицировал русско-прусскую конвенцию и вступил в союз с Наполеоном, что помешало Александру I начать военные действия.
Наполеон опередил его!
ПОХОД НАПОЛЕОНА НА МОСКВУ
«Если император Наполеон начнет войну со мной, возможно, даже вероятно, он разобьет нас, но это не даст ему мира. Испанцы были часто биты, но они ни побеждены, ни покорены. Между тем, они не так далеки от Парижа, да и климат их, и средства не наши (…) Я скорее отступлю на Камчатку, но не подпишу в моей завоеванной столице мира!*
«Если бы я не был Наполеоном,
то хотел бы быть Александром!»
«Французы в нем (под Бородино. — Ю. Р.) показали себя достойными одержать победу, а русские право быть непобедимыми!»
Вот что сообщает об этой поре А. П. Ермолов: «Настал 1812 год, памятный каждому русскому тяжкими потерями, знаменитый блистательною славою в роды родов!
В начале марта месяца гвардия выступила из С.-Петербурга. Через несколько дней получил я повеление быть командующим гвардейскою пехотною дивизиею*.
* Примечание: Дивизию составляли полки:
1- я бригада: Преображенский, Семеновский.
2- я бригада: Измайловский и Литовский.
3- я бригада: Егерский и Финляндский.
Назначение, которому могли завидовать и люди самого знатного происхождения и несравненно старшие в чине. Долго не решаюсь я верить чудесному обороту положения моего. К чему, однако же, не приучает счастие? Я начинал даже верить, что я того достоин, хотя, впрочем, весьма многим позволяю я с тем не согласоваться. Скорое возвышение малоизвестного человека непременно порождает зависть, но самолюбие умеет истолковать ее выгодным для себя образом, и то же почти сделал я, но без оскорбления, однако же, справедливости.
Дивизионным начальником прихожу я на маневры в Вильну. Все находят гвардию превосходною по ее устройству, и часть похвалы, принадлежащей ей по справедливости, уделяется мне, без малейшего на то права с моей стороны.
После краткого пребывания в Вильне гвардия возвратилась на свои квартиры в город Свенцяны.
Французы в больших силах находились близ наших границ. Слухи о войне не были положительны; к нападению, по-видимому, никаких не принималось мер, равно и с нашей стороны не было особенных распоряжений к возбранению перехода границ. Ближайшие из окружающих государя допускали мысль о возвращении графа Нарбонна, адъютанта Наполеона, присланного с поручениями, который в разговорах своих ловким весьма образом дал некоторые на то надежды. Были особы, совершенно в том уверенные.