Вы можете себе представить восторг семнадцатилетнего капитана, из рук Самого Александра Васильевича Суворова получившего эту первую боевую награду?!
Вскоре А. П. Ермолов был вызван в Петербург и назначен в Каспийский корпус графа В. П. Зубова, направленный против вторгшейся в Закавказье армии Ага Мохаммед-хана Каджара (с 1796-го — шаха Ирана). И снова он прекрасно проявляет свои качества. Судите сами:
«Милостивый Государь мой,
Алексей Петрович!
Отличное ваше усердие и заслуги, оказанные вами при осаде крепости Дербента, где вы командовали батарею, которая действовала с успехом и к чувствительному вреду неприятеля, учиняют вас достойным ордена Св. Равноапостольнаго Князя Владимира, на основании статуса онаго. Вследствие чего, поданной мне от Ея Императорского Величества Высочайшей власти, знаки сего ордена четвертой степени, при сем к вам препровождая, предлагаю оные на себя возложить и носить в петлице с бантом; о пожаловании же вам на сей орден Высочайшей грамоты представлено от меня Ея Императорскому Величеству. Впрочем, я надеюсь, что вы, получа таковую награду усугубите рвение ваше к службе, а тем обяжете меня и впредь ходатайствовать перед престолом Ея Величества о достойном вам воздаянии. Имею честь быть с почтением к вам.
№ 494
Августа 4 дня 1796 года
Артиллерии Г-ну
Капитану Ермолову».
И соответственно личное письмо Императрицы:
«Нашему Артиллерии Капитану Ермолову.
Отличное ваше усердие и храбрые подвиги, оказанные вами при осаде крепости Дербента, где вы, командуя батареею, действовали с успехом к большому вреду неприятеля, учиняют вас достойным ордена Святого Равноапостольнаго Князя Владимира четвертой степени в 8 день Мая настоящего года, Всемилостивейше пожаловав, и знаки онаго тогда же для возложения и ношения в петлице с бантом, через Нашего Генерала, Графа Зубова, к вам доставив, удостоверены остаемся, что вы, получивши таковое одобрение, потщитесь продолжением ревностной службы вашей, вяще удостоиться Монаршего Нашего Благоволения.
Блестящий дебют! За плечами — девятнадцать лет… Уважение, почет, ордена, заслуженная слава. Бурный взлет!
Приведенные документы, прекрасно аттестующие Алексея Петровича, являются весомыми подтверждениями рассудительности, профессионализма, смелости, недюжинной наблюдательности и аналитического мышления, позволивших ему уже на втором десятке лет жизни снискать славу и уважение даже государственных мужей, императрицы, насколько известно по отзывам современников, подчиненных и сослуживцев.
В 1797 году двадцатилетнему А. П. Ермолову присваивается чин майора. Он назначается командиром конноармейской роты, расквартированной в небольшом городке Несвиж Минской губернии.
Восхождение по лестнице чинов и званий продолжается. 1 февраля 1798 года Алексей Петрович Ермолов получает чин подполковника.
Оторванный в связи с назначением в Несвиж от друзей и знакомых, Алексей Петрович пытается восполнить недостающее общение в переписке с близкими ему по духу людьми.
Позволю себе процитировать полностью одно из его писем той поры, сыгравшее роль запала в последующих событиях, определившее его судьбу на несколько последующих лет.
13 мая 1797 года Ермолов пишет из Несвижа единоутробному брату А. М. Каховскому:
«Любезный брат Александр Михайлович. Я из Смоленска в двое суток и несколько часов приехал в Несвиж. Излишне будет описывать вам, как здесь скучно. Несвиж для этого довольно вам знаком. Я около Минска нашел половину нашего баталиона, отправленного в Смоленск, что и льстило меня скорым возвращением к приятной и покойной жизни; но я ошибся чрезвычайно; артиллерия вся возвращена была в Несвиж нашим шефом или лучше сказать Прусскою лошадью (выделено курсивом. — Ю. Р.), на которую надел государь в проезд орден 2-го класса Анны. Нужно быть дураком, чтобы быть счастливым; мне кажется, что мы здесь весьма долго пробудем, ибо недостает многаго числа лошадей и артиллерию всю починять надо будет. Я командую здесь шефскою ротою, думаю с ним недолго будем ходить, я ему ни во что мешаться не даю, иначе с ним невозможно. Государь баталиону приказал быть здесь до повеления, а мне кажется уже навсегда. Мы безпрестанно (так! — Ю. Р.) здесь учимся, но до сих пор ничего в голову вбить не могли, и словом, каков шеф, таков и баталион; обеими похвастать можно, следовательно и служить очень лестно. Сделайте одолжение, что у вас происходило во время приезду Государя, уведомьте, и много ли было счастливых. У нас он был доволен, но жалован один наш скот (выделено мною. — Ю. Р.). Несколько дней назад проехал здесь общий наш знакомый г. капитан Бутов; многие его любящие, или лучше сказать, здесь все бежали к нему навстречу, один только я лишен был сего отменнаго счастья, должность меня отвлекала; но я не раскаиваюсь, хотя он более обыкновенного мил был. Поклонитесь от меня почтеннейшему Вырубову, Каразцову, тоже любезному Тредьяковскому, может и… Бутлеру; хотел писать на итальянском диалекте (значит, А.П.Е знал и итальянский?! — Ю. Р.), но нет время, спешу, офицер сию минуту отправляется. Однакож с первым удобным случаем ему и Гладкому писать буду, Мордвинову тоже; я воображаю его в Поречье и режущегося со своим шефом, как в скором времени надеюсь резаться со своим; но он еще меня счастливей, он близко от Смоленска, от вас, которые можете разогнать его скуку, а я имел счастье попасться между такими людьми, которые только множить ее могут. Вспомните обо мне Бачуринскому, Стрелевскому и всем тем, которые меня не совсем забыли. Прощайте.