— Но самое ужасное, — сказал учитель, — что все эти люди — наши братья по крови…
Год назад Аристомен не понимал всеобщей ненависти жителей Андании к спартанцам, но после утреннего происшествия и слов учителя, ближе к обеду вспоминая погибшие в чреве Менофила лепешки, и он еле сдерживал себя от ярости. Правда, в глазах ребят он уже был героем и каждый почел за честь угостить его от собранного в школу матерью и навязать дружбу взамен приятельства.
В тот же день учитель окончил занятия раньше обычного, всех отпустил, а Аристомену велел остаться.
— Опять пороть будешь? — расстроился Аристомен. — Хватит уже с меня шишек на сегодня.
— Больше я тебя не трону, хоть сожги ты эту школу, — ответил учитель. — Пойдем со мной.
«А ведь сожгу когда-нибудь», — подумал Аристомен.
Они пришли на агору в дом, где собирался совет Андании — девять старейшин. Аристомен знал их и в лицо и по именам, как, впрочем, и любой горожанин. Навстречу ему поднялся с кресла Дамис — самый уважаемый человек в Андании, дед которого отличился в последнюю войну, проигранную спартанцам, — и Аристомен даже опешил от такой чести.
— Значит, это ты Аристомен, сын Никомеда? — спросил Дамис.
— Я, — смутившись, сознался парень.
— Отец может гордиться тобой, ты настоящий воин…
Аристомен совсем смутился.
— …Ты достоин своего предка, — продолжал Дамис.
— Какого?
— Геракла.
— Мой предок Эпит, я из рода Эпитидов.
— А Эпит — из рода Гераклидов, — объяснил учитель.
У Аристомена запрыгало сердце от счастья.
— А здорово ты навалял этому паршивцу, я видел, — рассмеялся Дамис. — Впрочем, это бесполезно. Спартанца кулаками не перевоспитаешь. Драка для него обычное времяпрепровождение. Он становится похож на человека только на погребальном костре. Сколько тебе лет, Аристомен, сын Никомеда? — уважительно спросил Дамис.
— Кажется, девять, я не считал.
— Верно, девять, я проверил в списках граждан, — сказал Дамис. — Ты знаешь, что палестру наши мальчики посещают с десяти?
Аристомен кивнул.
— Для тебя мы постановили сделать исключение. Завтра ты после обеда пойдешь в палестру и найдешь там Феокла. Он будет твои наставником: научит борьбе, метанию диска, копья, он натренирует тебя в беге и покажет, как обращаться с мечом и щитом. Сами имена твоих родителей: Никомед, Замышляющий победу, и Никотелея, Выполняющая ее, говорят, что ты должен прославить Мессению небывалым подвигом.
— А занятия в школе? — спросил Аристомен.
— Хватит с тебя знаний, — решил Дамис. — Мы должны скинуть ярмо спартанцев. Сейчас нам нужны воины, а не ученые, ковыряющие стилом в носу.
— Но тогда мы сами станем спартанцами, — оправдал себя Диад.
— Не станем. Стольких бездельников Пелопоннес не прокормит, — сказал Дамис и опять рассмеялся.
Вечером Аристомен признался Ксенодоку:
— Честно говоря, я не знаю, стал бы драться, если б знал, что он спартанец. Я принял его за бродяжку. Из такого плаща, какой был на нем, вышло бы две хороших сумы.
— Но теперь-то ты знаешь, что не слабей его. Теперь тебе чего бояться? — сказал Ксенодок и заснул…
БЕТА
Если на торгашеский манер посчитать «время — деньги», которые отделяют нас от Аристомена, настучит весьма солидная сумма. Беда только, что время можно посчитать в лунных годах и олимпиадах, веками и тысячелетиями, а как считать сумму, чтоб всем было понятно? Рублями, гривнами, кизикинами? — нельзя, не охватишь весь период: Аристомен жил раньше. Нельзя посчитать даже в статерах, ибо современник Аристомена лидиец Гигес сидел на мешках изобретенных им монет и никому не давал, только показывал. Если же считать четырехгранными железными прутьями, шесть штук которых, зажатые в ладонь, впоследствии и составили столь долгожданную менялами драхму, то при грошовой стоимости на земле может не хватить железа, чтоб расплатиться со временем — так далек от нас Аристомен. Страшно представить, чего не было в его эпоху и чего он не мог знать.