Вот почему, окидывая даже беглым взглядом совокупную деятельность Ильи Глазунова от начала и доныне, невольно вспоминаешь слова, сказанные в 1921 году немецким романистом Я. Вассерманом в адрес наиболее любимого художником писателя и мыслителя Ф. Достоевского: «Редко так случалось, чтобы один-единственный человек, не будучи основоположником религии или покорителем мира, произвел столь значительные изменения в психологической ситуации нескольких поколений».
Эти слова можно с полным основанием отнести и к самому Глазунову. Да, он поднимал Россию с колен, открывал новые перспективы, давал соотечественникам пример высокого патриотического служения. Таких свидетельств о нем немало. Но значение его личности не ограничивается лишь пределами России. Признанный во всем мире, Илья Глазунов, с его талантом, высочайшим профессиональным мастерством, основанным на лучших традициях русской и мировой культуры, с огромной эрудицией историка и мыслителя, гражданственной устремленностью и невероятной трудоспособностью стал могучим столпом всей христианской цивилизации. И теперь уже от него самого и его единомышленников, объединившихся вокруг созданной им Российской академии, может поступать та живительная гуманитарная помощь Западу, в которой тот стал остро нуждаться.
Свой взгляд на Россию, протяженность ее исторического бытия Илья Глазунов выразил в четырех циклах работ, ныне признанных классикой мирового искусства: «Образы вечной России», «Достоевский и русская классика», «Город» и «Портрет». Продолжением его творческих раздумий и свершений стала серия историко-философских полотен — «Мистерия XX века», «Вечная Россия», «Великий эксперимент», «Рынок нашей демократии», «Разгром храма в пасхальную ночь» и другие. Сколько тем и пищи для ума и души открывает каждое из этих полотен! И, опять-таки в каждом из них обнаруживается новый аспект восприятия, казалось бы, известных исторических событий. Каждое полотно — художественное и, можно сказать, научное открытие.
Существовала и до сих пор имеет хождение норманистская концепция, согласно которой славяне, и особенно русские, не принадлежат к «историческим народам», а составляют навоз истории, поскольку не смогли создать даже собственную государственность, чем якобы они обязаны неким варягам и иным западным «благотворителям», одарившим также их прочими благами цивилизации. Основателями этой клеветнической догмы были приглашенные в Россию для создания исторической науки немцы Байер, Миллер и Шлецер, не знавшие русского языка и русских летописей, и, естественно, не заинтересованные объективно истолковывать исторические факты в ущерб Германии. Но именно они, в силу определенных причин, приводивших в Россию иностранцев, были провозглашены отцами российской истории, а их взгляды, получившие официальный статус, стали господствующими и непререкаемыми. Против этих взглядов яростно восставал Илья Глазунов, опираясь на свои собственные исторические изыскания и труды великих предшественников.
Мир древней истории и мир современный, открываемый им в его произведениях, — это единый мир народного бытия, насыщенный тем высоким духовным зарядом, которым проникнута русская классическая мысль, достигающая необозримых вершин в лице Хомякова и Киреевского, Данилевского и Леонтьева, Федорова и Булгакова, Ильина и целой плеяды мыслителей, сопричастных к развитию таких основополагающих для национальной жизни понятий, как «соборность» и «русская идея» (по мнению большинства, идентичных). Потому его художественные образы масштабны, а картины по полифоничности звучания вызывают ассоциации с музыкальными произведениями высокого трагического накала.
Все это относится к живописному антинорманнскому триптиху «Остров Рюген. Жрец», «Внуки Гостомысла. Рюрик, Трувор, Синеус», «Умила Нижегородская. Мать Рюрика».
Об острове Рюген, бывшем месте обитания славянского племени, И. Глазунов кратко повествует в книге «Россия распятая». И о результатах раскопок, проводимых на нем немецкими археологами, один из которых, по словам Ильи Сергеевича, произнес фразу, врезавшуюся в память на всю жизнь: «Здесь все до магмы славянское!»