Вот так одна страна разделилась на две: Мессению со столицей в Андании и Лаконику со столицей в Спарте, которую также называли Лакедемон. Прежде на месте Спарты была группа сельских общин — Лимны, Питана, Месоя и Киносура. Средоточием этих сел являлось святилище Артемиды, требовавшей человеческих жертв. Чуть выше располагалось святилище Афины.
Имя возникшего поселения означало тучную и легко возделываемую почву, так как большинство греческих городов предпочитало ютиться на скалах.
Миновало три поколения, и дом Поликаона и Мессены сошел на нет. В Спарте тогда царствовал то ли правнук, то ли внук Лакедемона — Ойбал. Мессенцы пригласили к себе царем ветреного Периера, сына Эола. Другие же говорят, что Периер был младшим братом Ойбала, но ветры испускал, вполне достойные потомка Эола. Этот Периер женился на лучшей невесте того времени — Горгофоне, дочери Персея и эфиопки Андромеды, и имел от нее двух сыновей: старшего Афарея и Левкиппа. Скоро Периер умер, и беременная Горгофона перебралась в Спарту к Ойбалу, где родила Тиндарея. Когда умер и Ойбал, его старший сын Гиппокоон прогнал Тиндарея как потенциального и незаконного конкурента на престол. Тиндарей бежал в Мессению к брату Афарею и поселился в местечке Фаламы, где супруга его Леда родила братьев — близнецов Диоскуров — Кастора и Полидевка, и дочерей — Елену Прекрасную, но распутную, и Клитемнестру — просто Распутную. Молва приписала производство Елены и Полидевка любвеобильному Зевсу, сошедшемуся с женой Тиндарея в образе лебедя. Но жители-то Фалам хорошо знали, от кого из соседей несла яйца Леда, потому и сверстники издевались над юными Диоскурами богохульной песенкой:
Немного спустя Геракл поссорился с Гиппокоонтом и его сыновьями, всех убил, как водится, и вернул в Спарту Тиндарея с потомством.
У Афарея Мессенского тоже родились близнецы, прозванные Афаретидами: силач Идас и Линкей, который первым стал добывать металлы и утверждал, что видит сквозь землю. Однажды у них произошла ссора с Диоскурами. И те, и другие были отчаянные забияки и хулиганы. По одной версии, причиной ссоры явилось то, что Афаретиды пожелали взять в жены двоюродных сестер, дочерей Левкиппа, и Диоскуры пожелали, причем прямо на свадьбе Идаса и Линкея. По другой, они вчетвером угнали из Аркадии стадо быков и поругались при дележке. Разрубив быка на четыре части, двоюродные братья договорились, что стадо получит тот, кто первым съест свою часть. Идас съел и свою, и брата, пока Диоскуры обгладывали кости. После драки в живых остался один Идас, но и его Зевс прикончил молнией, а за что? — непонятно. Идас победил честно.
Оба трона — и в Мессении, и в Лакедемоне — осиротели. Тиндарею пришлось отдать Спарту в руки Менелая, женившегося на Елене, которая была уже далеко не девочка, о чем своевременно, то есть в самом цветущем возрасте Елены, позаботился Тесей, но жениться не стал, хоть и должен был по совести. Когда ему об этом прозрачно намекнули, он сказал, что умер и идет в Аид, но как только Елену увезли в Спарту, тут же вернулся. Вот тогда и пробил звездный час жениха — простака Менелая, человека действительно безобидного и в судьбе своей глубоко несчастного, вернее, пробил час упавшей звезды, ибо с тех пор Мене лай только страдал и плакал в браке.
А Афарей поставил над Мессенией Нестора, сына Нелея, жившего в Пилосе и приходившегося правнуком Эолу, соответственно седьмой водой на киселе самому Афарею. Но хоть какой-то сродственник.
Дальше случилась Троянская война, перессорившая богов, погубившая племя героев и оставившая многие троны в Пелопоннесе свободными или занятыми самозванцами. Тогда и потомки Геракла решили вернуться в Пелопоннес, ощущая его своей исторической родиной. Дело в том, что Эврисфей, внук Персея и единоутробный брат Геракла, только недоношенный, по смерти героя выгнал из Тиринфа и Микен детей Геракла. Трижды Гераклиды во главе дорийских племен врывались в Пелопоннес и трижды получали от ворот поворот. И тем не менее они не уступали, так как ничего другого не оставалось: от голода дорийцы уже стали питаться насекомыми и земноводными, за что пифии с брезгливостью назвали их офиоборами — пожирателями змей, и презрительная кличка эта еще долго держалась за спартанцами.
Наконец, детям Аристомаха, правнука или внука Геракла, — Темену, Аристодему и Кресфонту — это удалось.
Захватив Пелопоннес, они поставили три алтаря Зевсу и сели делить области, заранее договорившись, что, если один из трех нарушит уговор, то двое других угомонят его оружием. Темен забрал себе Аргос, и ему никто не препятствовал, а за Мессению Кресфонт и Аристодем едва не подрались, даже не за саму Мессению, а за долину по берегам Памиса, которая одним именем Макария (то есть Блаженство, Счастье) показывала собственную ценность. Разница между этими областями — Мессенией и Лаконикой — была весьма существенной. Первая, со слов Еврипида, и плодоносная, и орошенная струями бесчисленных потоков, изобильная бычьими пастбищами, и прикрытая от порывов зимних бурь, и даже колесницей Феба сильно не палимая. Другое дело — Лаконика: в ней пашня для труда нелегкая и лежит среди гор, и скалиста, но и для набегов вражеских недоступна. Тем более и позариться на такое мало охотников. Итак, Кресфонт и Аристодем позвали Темена и попросили его решить дело жребием. Темен, почему-то благоволивший Кресфонту, жребий Лаконики слепил из глины, а жребий Мессении — из земли, и кинул оба в гидрию с водой. Первым тянул Аристодем и, так как жребий из земли в воде расползся, ему досталось «земли Лаконской с тощей почвой владыкой быть», а Кресфонту, соответственно, владеть Мессенией, «красу которой словом ты не выразишь».