Здесь же за пару дней до моего приезда упомянутые искатели увидели большой след на том месте, где минут сорок назад его еще не было. Я тоже видел этот след, но он уже осыпался к тому времени.
В этом же районе находили древесные конструкции в виде каркаса для чума, или типи, как они там называют подобное индейское жилье. Я сфотографировал парочку таких конструкций и побеседовал с местным рейнджером — охранником государственного леса, Шопом Хьюзом. Показал ему фото и спросил, кто бы это мог соорудить. На что он наивно ответил: «Я не знаю».
Кстати, такие же конструкции находил и фотографировал на Вятке наш коллега, искатель Анатолий Фокин близ той самой деревни Аксеново, в которую в сентябре же заходил леший (об этом сообщали московские газеты). Мне тоже там приходилось видеть подобные конструкции, которые Анатолий мне показывал.
Так вот, после возвращения от Мэри вечером 23 сентября я спросил у Дженис, не было ли следов. Она ответила, что следов не было, но в ночь после моего отъезда она слышала, как Фокс недовольно ворчал около подвала. Она поняла так, что он недоволен вскопанной землей и не будет здесь появляться.
Утром 24 сентября следов в подвале я тоже не обнаружил. Подъехали двое телевизионщиков из «Нэшнл Джиографик» Нол Докстадер с помощником: они пытались найти меня и встретиться в Москве, а нашли в своих родных Штатах. Поговорили, прониклись доверием к Дженис, поснимали до темноты и уехали на ночь в мотель в соседний городок Свитуотер.
На следующее утро они продолжили запланированные съемки и беседы с нами. Пока они беседовали с сестрой Дженис Лайлой, я пошел проведать подвал и — о, Боже! на черном слое мелкодробленого древесного угля, которым я присыпал пол, отпечатались следы босых ног… Следы продолжались дальше на разрыхленной красной глине (угля дальше не было). Посмотрел на двойной пластиковый пакет с кормом, подвешенный к потолку, — он аккуратно разрезан, внешний пакет отклонен в сторону, а внутренний пуст. Я позвал телевизионщиков, они подтянули аппаратуру и стали снимать мою работу со следами. Я тотчас вспомнил, что когда уточнял вчера с Дженис генеалогическое древо Фокса (они снимали этот момент), она, в частности, упоминала пятилетнего Скупки, приемного сына Ники, дочери Фокса. Он еще подросток, не выше 160 сантиметров ростом, и у него сильно покалечена нога, так что он при ходьбе ставит одну ступню поперек линии движения; и еще — у него на стопе снаружи сбоку две шишки. Как раз все это можно было видеть на следах, и я воскликнул: это же Скуики!
Позже подошла Дженис, она подтвердила мое заключение. Причем, добавила, что малолетка Скуики «засветился» в силу своей неопытности, взрослые бигфуты умеют даже заметать за собой следы. (В переводе с английского Скуики означает «писклявый». Так его назвала Дженис года три назад, когда он только появился на ее земле, за соответствующее качество.)
После окончания съемок и отбытия телевизионщиков мы с Дженис еще раз внимательно осмотрели следы и залили один из них гипсом. Они не очень глубокие, так как рыхлый слой был очень тонкий, но все же хорошо впечатались пальцы и виден прямой внутренний край стопы, без выемки, присущей людям, что свидетельствует об отсутствии у бигфутов свода, то есть о плоскостопии. Следы длиной 27 сантиметров, что соответствует примерно сорок второму размеру обуви, и это вполне соотносится с ростом Скуики.
В связи с появлением следов я на неделю отложил свой отъезд, намечавшийся на следующий день, в надежде на развитие событий. Но — увы, больше следы не появлялись, и корм оставался нетронутым. И все же остался я не зря: 30 сентября мы с Томом и Дженис обнаружили хорошее «трехкомнатное» гнездо-укрытие под деревьями среди зарослей, «комнаты» которого были выстланы сеном принесенным со стороны. О том, что это укрытие бигфутов, свидетельствовало надломленное на высоте моего лица высокое травянистое растение рядом с ним; кстати, надломленный конец был еще совсем свежий, не успел даже под-вянуть. Значит, они были здесь совсем недавно! А на сучьях по сторонам секций и на «потолке» — огромная коллекция их-волос, разных расцветок и разной длины, пучками и отдельными волосками, но примерно одинаковой структуры. Дженис потом рассортировала их и разложила по принадлежности: черные — Фокса, рыжеватые — Каноэнея, его внука; коричневые — Ники, дочери Фокса, и так далее.