Незнакомец свернул с тропинки и пошёл прямо через дюны. С той минуты, как он вышел из тени деревьев, его было видно как на ладони. Ребята смотрели ему вслед, не решаясь идти дальше по открытому месту.
- Куда он идёт? - спросил Бернар.
- Не знаю, - ответил Гастон. - Сначала я думал, что в лесничество. Но в этой стороне голая пустыня. Дюны и океан…
Бернар смотрел вслед уходившему мужчине. Он взбирался сейчас на дюну, выглядевшую издалека, как разбросанный песчаный муравейник, полный давно засыпанных строений.
- Слушай! - вскричал Бернар. - Ведь там старые немецкие укрепления!
- Остатки «Атлантического вала»1 - подтвердил Гастон. [1 «Атлантический вал» - долговременные укрепления, созданные германской армией вдоль Атлантического побережья Франции на случай вторжения с моря.]
Незнакомец дошёл до бетонных укреплений, наполовину засыпанных песком, ещё раз оглянулся, после чего нагнулся и исчез, словно провалился сквозь землю.
- Видал?
Они изумлённо взглянули друг на друга. Никто из них не ожидал, что дело так обернётся.
- А теперь что же? - спросил Бернар. Гастон сосредоточенно молчал. Брови
его были нахмурены, и весь он сгорбился, будто его что-то угнетало. В глазах у него появилось упрямое выражение.
- Я пойду за ним, - сказал он. - Я не могу допустить, чтобы он каждую ночь забирал мою рыбу.
Он вопросительно посмотрел на Берна-ра. Но тот лишь глотнул слюну.
- Если хочешь, оставайся здесь, - продолжал Гастон, - ты не обязан идти со мной. В конце концов это - моё личное дело.
Бернар стоял в нерешительности. Гастон не уходил. Можно было подумать, что он ждёт ответа.
- Нет, нет! - закричал Бернар, преодолевая страх. - Я пойду с тобой!
- Не боишься?
- А ты? В случае чего удерём оттуда!
- Всё-таки ты мировой парень. Ну, пошли!
Солнце вышло из-за леса, заливая светом побережье. Тени шедших по дюнам ребят побежали по направлению к морю. На вершине большой дюны стали заметны наполовину обрушившиеся оборонительные укрепления. Тупые купола стрелковых башен, заваленные по самые макушки летучими песками, пялили в сторону океана слепые глазницы огневых щелей. Тяжёлые щиты артиллерийских установок зияли покорёженными отверстиями, из которых ещё торчали дула заржавевших орудий. Остатки противотанковых засек и «ежей» валялись на всём пространстве перед укреплениями. Склоны дюны были усеяны обломками железобетона, среди которых шелестел песок, перекатываемый низким ветром. Крепость, словно человек, засасываемый трясиной, всё глубже и глубже погружалась в песок. У её основания торчали верхушки засыпанных сосен… Поднимавшееся солнце ярко освещало всю эту картину.
Мальчики миновали витки колючей проволоки и остановились около того места, где они потеряли из виду незнакомца. Глубоко в песке ещё виднелись следы его ног, но их быстро заметало ветром. Они вели вдоль стены дота и, опоясав его, исчезали в прямоугольном отверстии, обращенном к лесу. Ребята, затаив дыхание, придвинулись к входу и заглянули внутрь.
Луч света падал на серую стену, рассеивая полумрак подвала. Около погасшего костра сидел на камне какой-то человек и чистил рыбу. Обращенный к ребятам боком, он не сразу заметил их. Лишь через некоторое время он медленно повернул лицо, и взгляд его упал на две головы, торчащие из входного отверстия.
Несколько мгновений стояла тишина. Человек в доте оцепенел. Его рука, державшая рыбу, повисла в воздухе. Слышен был только свист ветра, гнавшего летучие пески, и отдалённый рокот океана. Наконец рука незнакомца, державшая рыбу, шевельнулась в сторону мальчиков:
- Это ваше?
Похититель рыбы говорил низким голосом. В его произношении чувствовался какой-то акцент.
- Да, месье, - ответил Гастон, - это наше.
Незнакомец ещё раз поднял руку, в которой была рыба, но тут же опустил её.
- Я был вынужден… - сказал он, - чтобы не умереть с голоду.
Гастон шумно глотнул слюну. Незнакомец положил рыбу на камень и принялся скрести её ножом.
- Войдите, - добавил он, - и не бойтесь. У меня нет охоты ссориться с вами.
Мальчики протиснулись вовнутрь дота, не спуская глаз с незнакомца.
- Садитесь, - сказал похититель. Гастон и Бернар уселись на камнях, окружавших костёр. Незнакомец продолжал скрести рыбу, как бы позабыв об их присутствии. Узкая полоска света пробивалась сквозь расщелину в стене. Она, как стрела, отлого падала на пол. В доте чувствовался сырой холод подвала и затхлый запах заброшенного места.
- Меня зовут Шмидт, - сказал похититель, - Гергардт Шмидт.
Он опустил очищенную рыбу в банку из-под консервов и принялся скрести следующую.
Мальчики смотрели на него с открытыми ртами.
Дот, словно раковина, шумел эхом далёкого отлива.
- Так вы немец? - спросил чужим голосом Бернар.
Шмидт повернул к нему лицо. Многодневная щетина покрывала его щёки и подбородок.
- Да. Я немец, - ответил он.
Мальчики обменялись быстрым взглядом. Гастон снова глотнул слюну. Он словно желал что-то сказать, но вместо этого только облизнул пересохшие губы.
- Что же вы здесь делаете? - спросил Бернар.
Шмидт с размаху швырнул рыбу в банку.
- Ты хочешь спросить, откуда я здесь взялся?
С минуту он измерял их взглядом, словно взвешивая свои шансы. Большой палец его правой руки пробовал острие ножа.
- Послушайте, ребята, я у вас в руках. Я отсюда никуда не убегу. Да мне и некуда бежать. Это - единственное место во всей Франции, которое я знаю.
Он поднялся, подошёл к отверстию в бетонной стене и стал смотреть поверх дюн на океан.
- Если вы хотите, чтобы я сказал вам больше, ради бога, принесите мне чего-нибудь поесть. Дайте мне еду и питьё, я больше так не могу! При виде этих рыб и спрутов мне делается дурно.
Шмидт повернул к ребятам искажённое гримасой лицо.
- Кусок хлеба и фляжку кофе! С утра до вечера я думаю только об этом.
Он говорил по-французски правильно, хотя и с сильным акцентом. Он уже не был юношей. Вероятно, ему было лет три; дцать, а может быть, и больше.
- Так вы немец! - протянул Бернар, переложив в кармане пневматический пистолет, который давно давил ему на бедро.
- Какое имеет значение, чёрт возьми, кто я! - буркнул Шмидт. - Иногда я чувствую, что близок к помешательству. Я не могу больше сидеть в этом вонючем погребе. А это - единственное место, которое я знаю в вашей стране. И как знаю! Наизусть. Я просидел в этой яме семнадцать месяцев!
- Здесь? - спросил Гастон, выкатив, от изумления глаза.
- Здесь, - подтвердил Шмидт. - Я сидел и целыми месяцами смотрел на море. Тогда эта куча развалин называлась ещё «Атлантическим валом», а я носил на животе пояс с надписью «Готт мит унс»1. [1 «Готт мит унс» - по-немецки «с нами бог».] Я сидел здесь и всё время смотрел, смотрел, смотрел, не началось ли вторжение 2. [2 Вторжение - имеется в виду ожидавшееся тогда открытие второго фронта, то есть вторжение англо-американских войск в оккупированную гитлеровскими войсками Францию.] Я уже перестал верить в него. Я был согласен на вторжение самого ада, лишь бы только вылезти отсюда! - Он с отвращением пнул старую коробку от мармелада. - Семнадцать месяцев! Попробуйте-ка после этого выдержать здесь хоть несколько дней!… А особенно ночей…
- Вы здесь скрываетесь? Да? А что вы такое сделали?
Шмидт, прежде чем ответить, бросил исподлобья злобный взгляд на Бернара.
- Как ты, вероятно, понимаешь, я, пожалуй, не сидел бы здесь по собственной воле, питаясь той гадостью, которую крал у вас. Это - счастье, что я набрёл на ваши удочки. Без них я уже давно вынужден был бы сдаться.