Гаврило Емельяновъ. Я сторожъ ночной, стою у самаго дома Шипова. Помню, что было ужь темно. Вдругъ унтеръ — офицеръ закричалъ: «останови»! Идетъ около меня эта самая женщина, я ее и остановилъ. Только моего тутъ и дѣла было. Задержали ее съ чуйкой: чуйка на ней накинута была, а картузъ въ рукахъ она держала. Я за чуйку схватилъ ее и говорю: «стой!» Въ то время у насъ въ мясницкой части былъ частнымъ приставомъ г. Гольмъ.
Подсудимая. Неправду онъ говоритъ: онъ и въ кварталѣ—то не былъ, когда меня туда привели. За нимъ городовой четыре раза ходилъ: я не знаю, о чемъ они спѣвались. Вы спросите его, гдѣ была чуйка, когда меня подвели къ будкѣ.
Сторожъ Емельяновъ остался при своемъ показаніи.
Марѳа Иванова (освобожденная отъ присяги по болѣзни). Я шла одна по Лубянской площади и встрѣтила этого самаго Иванова. Л съ нимъ и прежде встрѣчалась. Такъ, увидишься гдѣ—нибудь, чаю съ нимъ въ трактирѣ выпьешь, а то и водки. Только у насъ и знакомства было. Въ этотъ разъ я была выпивши. Только иду я по бульварчику, около стѣны, эта женщина, Тюрина, подходитъ къ мущинѣ, беретъ за шапку чуйку и снимаетъ ихъ. «Нетто это можно дѣлать!» замѣтила я и пошла себѣ своею дорогой; я видѣла только одну женщину: мущины тутъ я никакого не видѣла. Послѣ этого я но глупости испугалась и скрылась. Тутъ меня разыскали, водили въ кварталъ, потомъ я у мироваго была Яузской части. Онъ меня спрашивалъ: видѣла ли я, какъ этого человѣка грабили? Больше ничего меня не спрашивали, и за этимъ только и призывали къ судьѣ. Крика: держи! держи! я не слыхала. Когда я сидѣла въ будкѣ, приходилъ какой — то человѣкъ, говорили, что сыщикъ, а какъ его звали, я не знаю. Что помню, то я говорю теперь; можетъ, я что и забыла, потому что я послѣ того въ горячкѣ была, шибко хворала.
Товарищъ прокурора Тихомировъ, поддерживая обвиненіе, указалъ, между прочимъ, на то, что единственная цѣль подсудимой — скрыть своего знакомаго отъ преслѣдованія правосудія.
Защитникъ присяжный повѣренный Соловьевъ обратилъ вниманіе на то, что Иванъ Михайловъ, о которомъ упоминаетъ подсудимая, былъ одинъ изъ сыщиковъ частнаго пристава Реброва и что Иванъ Михайловъ лицо хорошо извѣстное полиціи. Далѣе, защитникъ указалъ на то, что подсудимая была любовницей этого сыщика. Обращаясь затѣмъ кт. обстоятельствамъ настоящаго дѣла, защитникъ указалъ на невѣроятность тѣхъ событій, о которыхъ разсказываютъ два свидѣтеля. Наконецъ, защитникъ обратилъ вниманіе на то, что потерпѣвшаго отъ преступленія Иванова нѣтъ на лицо, и онъ не разысканъ. Защитникъ высказалъ надежду, что присяжные оправдаютъ Тюрину.
Присяжные, послѣ девяти минутъ совѣщанія, произнесли оправдательный приговоръ.
Тюрина благодарила ихъ и поклонилась имъ въ ноги, по окончаніи засѣданія.
Дѣло о крестьянахъ Петровѣ и Кухарѳвѣ, обвиняемыхъ въ покушеніи на кражу со взломомъ
(Засѣданіе московскаго окружнаго суда 19‑го декабря 1868 г.)
Дѣло это привлекло въ залу суда многочисленную публику. Оно на очереди дня стояло вторымъ, и потому слушаніе его началось только въ два часа дня, послѣ разсмотрѣнія перваго дѣла. Предсѣдательствовалъ членъ суда Синицкій; обвинялъ товарищъ прокурора Фроловъ, защищали: Петрова — присяжный повѣренный Ласковскій, Кухарева — присяжный стряпчій Розенбергъ. Сущность обвиненія состоитъ въ слѣдующемъ.