— А вот это знамя георгиевское, — продолжается наша удивительная экскурсия по мягко освещенному хранилищу. — Оно служило наградой в память о победном бое при Шенграбене, описанном Львом Толстым в «Войне и мире».
В Эрмитаже хранится и первое знамя за храбрость, врученное Киевскому гренадерскому полку.
— Вижу на нем герб Киева. Так было принято: изображать на военном знамени герб города, чье название присваивали подразделению, части?
— Да, но случалось, что города (например, Луцк или Симбирск) не имели своих гербов. И их сначала «придумывали» для полкового знамени, а уже потом со знамени этот знак переходил к городу… Сейчас вы тронули древко лейб-гвардии Литовского полка — самого молодого полка русской гвардии, сформированного в 1811 году и отличившегося в Бородинском сражении. Этот полк вел бой у Семеновского оврага, где вместе с лейб-гвардии Измайловским и Финляндским полками отражал натиск французской конницы, не дав ей прорвать в этом месте наши позиции.
В ту войну было захвачено немало вражеских знамен. Рассматриваю одно такое. Оно сейчас вовсе без полотнища. Время не пощадило ни его, ни другие французские трофейные штандарты. Навершия у них, как и положено было в наполеоновские времена, с золотыми орлами, горделиво выпятившими свои грудки.
— А это тоже трофей 1812-го, но с полотнищем, — вновь звучит рассказ. — История знамени по-своему интересна. Можете притронуться к древку. Его держала и наполеоновская рука. Император лично вручал знамя французскому 127-му линейному пехотному полку после сражения под Смоленском. Затем, когда врага наконец погнали, это же знамя было захвачено русскими войсками как трофей после сражения при Красном. На нашей земле его вручили, но и пленено оно опять-таки здесь, на российских просторах!
Когда рассматривал эти трофейные восточные бунчуки, эти штандарты и с французскими, и с остробокими готическими надписями прошлых веков, подумалось об увиденном в знаменитой кинохронике нашего века: к Мавзолею во время Парада Победы навалом летят вражьи штандарты, фашистские знамена. Издревле так ведется: стяг нашей Отчизны побеждал… Вот что невольно вспомнилось там, на верхнем этаже Эрмитажа.
— Бывают ли здесь экскурсии?
— Бывают, хоть и немногочисленные. В основном — из специалистов музейного дела, научных работников, военных историков. Но в дни юбилейных, тематических выставок мы, конечно же, берем из хранилища и представляем в экспозициях некоторые из этих знамен.
Затем, уже в общедоступных залах, мне показали богатую коллекцию военной графики, батальной живописи. Здесь и Полтавское сражение, и виды Васильевского острова, «зарисованные» в момент торжественного ввода шведских кораблей, взятых в плен петровским флотом. Смотрели мы и образцы оружия в рыцарском зале; а в тесноватом, уставленном стеллажами и шкафами служебном помещении — яркие листы альбомов военной одежды разных времен. Здесь же увидел я совсем, казалось бы, «неэрмитажное» — десятитысячную армию… оловянных солдатиков. Мне пояснили: сделаны они еще в прошлом веке, но их обмундирование, снаряжение столь правдоподобны, исторически точны, что эти игрушки служат, к примеру, теперешним кинематографистам при съемках картин моделями старинной военной одежды.
Наш разговор с академиком Пиотровским продолжился в его служебном кабинете.
— Борис Борисович, а что вы, директор крупнейшего в Союзе да и в мире музея, думаете о войсковых наших музеях?
— Нужно это очень и полезно! — оживленно отзывается Пиотровский. — Единственный совет: не стоит делать во что бы то ни стало именно музеи. В воинском подразделении или части может быть учебный класс, уголок патриотического воспитания, коль не наберется, предположим, экспонатов, достаточных для создания чего-то масштабного. Пусть документы полковых архивов, портреты ветеранов части, другие реликвии станут в ряд с иными формами политической, воспитательной работы. Такая скромная экспозиция способна не менее красноречиво рассказать сегодняшнему солдату и о подвиге его героических предшественников-однополчан.
— В текучке музейных ваших дел вы ведь не можете забывать о самом главном сегодня — перестройке?
— Нам XXVII съезд партии, последующие Пленумы ЦК КПСС дают четкий курс в работе: делать современного советского человека цивилизованной, высокоразвитой, подлинно духовной личностью. Сейчас мы с вами проходили залами и видели посетителей — юных и седовласых, гражданских и военных. Каждый из них — а за год у нас бывает более трех миллионов человек — уходит из Эрмитажа хоть на какую-то малость, но лучше, выше, чем он был до входа в музей. И надо всячески стремиться к тому, чтобы доступ посетителей в Эрмитаж не ограничивался, а расширялся. Общаться с богатствами искусства — значит внутренне расти. Наша задача всемерно помогать такому процессу. С этой целью я выступаю с лекциями, в том числе перед воинами, курсантами, слушателями ленинградских академий.