Впрочем, со временем это пройдет.
Обычная — их теперь великое множество девичья драма.
«Обыкновенная история».
В деревне за последние годы наблюдается полоса непрекращающихся, иногда слишком ранних браков. Деревенский брак остался прежним, традиционным, хотя, как и все, и дал заметную трещину: женятся просто, по желанию. Но о гражданском браке в наших местах не слышно. Впрочем, в селе была единичная попытка, но жених и невеста оказались за такое вольнодумство выпоротыми, и с тех пор попытки прекратились: без о. Вонифатия в семейную жизнь не вступают.
В одно из святочных утр, особенно прекрасное в студеном солнечном золоте и фарфоровом звоне инея к моей избе подкатила быстрая, вороная (матовая пудра на гриве) лошадь, запряженная в легкие, зыбкие сани. На санях пышно кудрявилась моховая медвежья полость, над лошадью покачивалась росписная, в незабудковом кружеве, дуга.
Хлопнула дверь, вошел знакомый парень Гриня Соловей. Соловьем зовут его за чудесный (действительно, чудесный) голос.
— Здравствуй, Павлыч, — весело пропел Гриня, — садясь на лавку.
— Доброе утро.
Гриня снял шапку, взглянул на икону, подмигнул мне («креститься не буду»), развязал алый, пышно сияющий на полушубке, пояс и, задымив папиросой, лениво оправил пушистые русые кудри.
— Я за тобой приехал.
— Что такое?
Парень ухмыльнулся. Снова подмигнул.
— Свататься надумал. А тебя вроде как в дружки.
Он поднялся, лукаво взглянул в зеркальце, щелкнул пальцами, подтянул распущенный пояс — пояс колебался в его руках мягко, словно заряница на руках убаюкивающего ветра — и заговорил:
— Верст за десяток от нас, у одного мужика, есть три невесты, три девицы — кружевницы, вот и поедем, выберем…
— Ну, что ж, едем.
Вышли, сели в сани, едем.
Перламутровый ветер веет с полей. Покачивается под ветром расписная дуга. Широко-расписной солнечной дугой убегают холодные равнины. Незабудковым кружевом веет по широкой дуге равнин сияющая поземка. Огромным, невидимым лебедем плывет по снегам белый зимний сон. Молчаливо любуется тихим лебедем хрупкая сказочница в серебряном кокошнике — зима. Мягко, чуть слышно, словно легкая поступь прекрасной сказочницы, звенит серебряная гармоника. — Деревня.
В деревне те же избы в соломенных сарафанах, тот же, в крупных ледяных звездах, колодец, те же беленькие, с тонким кружевным пробором занавески на пушисто-голубых, сияющих окнах.
Вспоминается сказка, похожая на милую скороговорку прялки:
Вот оно, это окошко. Ромашковый иней («любит — не любит»), кружевная занавеска, быстро мелькнувшее девичье лицо.
Гриня задерживает лошадь, выскакивает из саней, играет пышным алым поясом, заламывает, охорашиваясь, высокую барашковую шапку. А на улице серебряно звенит гармоника: пышным поясом завивается тихая, неторопливая песня. А на крыльце ласково кланяется уже наслышанный о сватовстве хитрый, невидимо оценивающий сани и сбрую, чернобородый мужик. Лукаво выглядывает из-за мужицких плеч принаряженная баба.
— В избу, в избу пожалуйте.
В избе потрескивает печка, дымит самовар, за перегородкой — за голубым ситцевым пологом — тихие гусли: девичьи голоса.
И Гриня, и хозяин часто взглядывают на ситцевый полог. А говорят о хозяйстве:
— Ну как, хозяин, с хлебцем-то?
Хозяин, отпивая из чашки, кряхтит:
— Не похвалимся, маловато.
Вздыхает сидящая в углу баба:
— Семейство-то у нас больно велико. Ртов-ту много.
— Лишние, стало-быть, имеются? — деловито обертывается к ней Гриня.
Перебивает хозяин:
— А главно — урожай, урожай больно слаб. Лишнего нет, значит и денег нет. А деньги, милок, нужны нам по ворот. Шибко нуждаемся в деньгах.
Гриня, отставляя чашку, покручивает оттаявшие гусарски-завитые усы.
— Торговать надо, хозяин.
— Нечем нам, батюшка, нечем, — осторожно оглядывается на ситцевый полог баба.
За пологом гусли. В распахнувшемся пологе — девушка. Высока, стройна, но угловата, с испорченным оспой лицом.
— Это старша́я, Настасьюшка, — говорит мужик.
— А вот эта середо́к, — показывает баба на выходящую за ней сестру, — Анюта.
Анюта тиха и бледна. Очевидно, малокровна.
Гриня, любезно здороваясь, хмурится. Девушки, садясь на лавку, кокетливо улыбаются, слушают тихую гармошку за окном. Хозяин все жалуется на хозяйственные дела.