Выбрать главу

В обзорных экранах Саймон увидел, как к «Хван-Хо» приближаются местные жители, вооруженные копьями и луками. Саймон вышел из корабля и поднял руки вверх — известный всем жест миролюбия. Улыбаться он не рискнул, потому что на некоторых планетах улыбка означала то же, что враждебный оскал зубов.

— Я — Саймон Вагстафф, человек без планеты, — представился он.

Через пару недель Саймон выучил местный язык достаточно хорошо, чтобы общаться с аборигенами, да и они прониклись к нему некоторым доверием. Как выяснилось, он не был первым землянином, прибывшим на Шалтун. Около двухсот лет назад здесь уже побывал веселый говорун с Земли по имени П. Т. Тауб. Прежде, чем шалтуниане успели полюбить его, он исчез, прихватив на память корону, усыпанную драгоценностями — вместе с принцессой, только что получившей первую премию на конкурсе красоты «Мисс Шалтун».

Саймон с трудом убедил их, что ему не нужны ни корона, ни принцесса. Если ему что и нужно от них, неустанно повторял он, то нечто нематериальное. Ему нужны были ответы на его вопросы. Кто, например, построил наклонную башню в виде сердечка?

Сопровождающие Саймона шалтуниане ответили, что единственное, о чем они знают, это следующее: в этой галактике строителей башни называют Глерун-Гоуф, и кто-то где-то когда-то должен встретиться с ними, что же касается башни, то она стоит здесь непонятно зачем с тех пор, как у шалтуниан появился разум, и наверняка стояла и раньше. Древняя легенда гласила, что когда башня упадет, наступит конец света.

Саймон был человеком общительным. Он любил людей и умел с ними контачить. И люди любили общаться с Саймоном. Но с шалтунианцами у него дело не клеилось. Вначале он думал, что все дело в кошачьем происхождении шалтунианцев. Но на Земле ему приходилось общаться с кошкоподобными инопланетянами, и все было в порядке. Честно говоря, Саймон вообще предпочитал кошек собакам, и не его вина, что спутником в его странствиях стал пес, а не кот.

Может быть, думал он, причина в сильном мускусном запахе, который висел над городом, перекрывая даже запах навоза с близлежащих ферм? Этот запах происходил от каждого шалтунианина, которого он встречал, и был удивительно похож на запах мартовского кота. Спустя время, он понял причину: все шалтуниане были в брачном периоде, который длился здесь весь год. Любовь была главной темой их разговоров, но даже о любви они не могли говорить долго. Спустя примерно полчаса они начинали суетливо извиняться и покидали Саймона под любым благовидным предлогом. Если Саймон следовал за ними, то замечал, как он или она входили в дом, где их уже встречал шалтунианин противоположного пола. Дверь закрывалась, и через несколько минут из дома неслись жуткие звуки.

Из-за этого Саймон не мог поговорить толком даже со своими сопровождающими, потому что они сменялись каждые полчаса, и все нужно было начинать сначала. Больше того, когда его спутники появлялись на следующий день, они абсолютно не помнили, о чем шла речь вчера. Саймон решил, что именно короткая память тормозила прогресс шалтуниан и не позволяла им перейти от сельскохозяйственного общественного строя к индустриальному.

Саймон любил поговорить, но умел и послушать. Овладев языком, он обнаружил, что интонация у его охранников меняется день ото дня.

Наконец, Саймон решил, что ему неловко потому, что он не может, подобно шалтунианам, день и ночь думать о любви. Он даже почувствовал к аборигенам нечто вроде зависти. Эволюция, решил Саймон, обманула землян, сформировав общество, подавляющее тягу к любовным отношениям. Может быть, эволюция закоротила эту тягу на мозг человека, чтобы он использовал освободившуюся энергию для изготовления инструментов и придумывания новых религий, способов заработать больше денег и достичь более высокого положения. Земляне стремились забраться на самый верх, в то время, как шалтуниане ограничились более прозаическими рекордами.

Вначале Саймон подумал, что шалтуниане нашли мудрый выход. Ведь одним из недостатков человеческого общества была невозможность достижения любовного идеала. Может быть, шалтунианцы, с их системой жизни, достигли счастья и полны любви? Но оказалось, что он ошибся. Даже такого слова — «любовь» — не было в словаре Шалтуна.

И все же дело было не в этом. Саймон узнал, что и шалтунианцы, как и земляне, разводятся, ссорятся, дерутся и убивают друг друга на почве ревности. Разве что самоубийств от несчастной любви у них нет. Вместо того, чтобы впадать в депрессию, шалтунианин падал в постель.

Поразмышляв об этом, Саймон пришел к выводу, что шалтунианское общество организовано лучше, чем земное. Но это не было следствием более высокого интеллекта, а объяснялось избытком гормонов. Не мозгам, а матушке-природе следовало отдать дань. Эта мысль повергла Саймона в уныние, но он не стал уподобляться шалтунианину и искать женщину. Он просто удалился в свою рубку и до одури играл на банджо. Ему стало гораздо лучше, пока он не задумался над причиной того, почему он, собственно, взял в руки банджо? Может быть, игра на банджо — это тоже способ любовной утехи? От такой мысли Саймону стало еще тоскливее, и он решил развеять себя небольшой прогулкой.