— Скажем так, что мы попадаем в МакМатрицу с заднего входа, — с ухмылкой ответил Иуда. Так мог бы ухмыльнуться финский нож, если бы он умел ухмыляться.
— Ты уверен? — спросил Немо.
— Куда еще? — проворчал Иуда. — В нос? — Он фыркнул. — Да не боись. Это не так плохо, когда привыкнешь.
— И все-таки... — начал Немо.
— Ты должен понять, что происходит, — сказал Иуда, перебрасывая штекер из руки в руку, словно бандитский нож. — Я не просто загружаю в тебя цифры и факты, парень. Это не связано с высшей мозговой деятельностью. Все должно быть на рефлекторном уровне. Сечешь? Программа записывается в спинной мозг — так она становится второй натурой, естественной, как дыхание. А спинной мозг расположен в позвоночнике, начинается от копчика и соединяется наверху с продолговатым мозгом. Мы выяснили, что загрузка получается эффективнее, если данные идут снизу вверх, чтобы нервные окончания восприняли ее на самом базовом уровне.
— Ты правда-правда уверен? — настаивал Немо. — Не хочу показаться упрямым, но...
— Точно так же работает МакМатрица, — заверил его Иуда. — Ясно? Все контакты с твоей нервной системой, с твоим мозгом расположены... в одном месте. Вообще-то так экономнее всего.
— Экономнее?
— Ну да. С помощью этого провода Мак-Матрица не только связывает своих подопечных с виртуальной реальностью — через него же питательные вещества поступают непосредственно в кишечник, где перевариваются, и тем же путем удаляются отходы. Никакой необходимости кормить через рот. Дешево и сердито.
— Не знаю, как это с точки зрения гигиены...
— Гигиена-шмигиена, — отрезал Иуда. Последнее слово Гордон слышал впервые, но чувствовал, что сейчас не время просить разъяснений.
Штекер вошел на место. На мгновение у Немо глаза вылезли из орбит, в следующий миг он плотно зажмурился. Долгие секунды он подрагивал в кресле, покуда миллиарды крохотулечных битов по нервным волокнам вливались в его спинной мозг. Десятилетия опыта и тренировок впрыскивались непосредственно в клетки, пока каждое движение не стало инстинктивным, власть над телом — абсолютной. Иуда склонился над его простертым телом, глянул на экран, по которому бежали графики, потом снова на лицо Немо.
Загрузка кончилась. Немо перестал вздрагивать. Он открыл глаза и посмотрел на Иуду.
— Ну что, парень? — спросил Иуда.
Когда Немо заговорил, голос его дрожал от удивления и даже священного ужаса:
— Я знаю «два притопа, три прихлопа»!
Иуда улыбнулся.
— Еще порцию? — спросил он, держа в руке вторую кассету.
— Погоди, — выговорил Немо, силясь разобраться, что с ним произошло. — Погоди! Почему «два притопа, три прихлопа»? Ты что, закачал мне в мозги умение танцевать?!
— Разумеется.
Ноги Немо двигались помимо его воли, выводя на подставке для ног замысловатые фигуры: топ, шарк-шарк, на носок, на пятку, поворот.
— Почему? Почему танцы?
Иуда прищелкнул языком.
— Не въезжаешь, мужик? Не можем же мы просто так — хлоп! — закачать в тебя кун-фу. Да ты в ногах запутаешься при первой же попытке кому-нибудь вмазать! Прежде чем начать драться, надо научиться двигаться свободно и красиво, то есть танцевать, ясно тебе? Так что мы первым делом закладываем основу — танцевальную программу, а когда она хорошенько усвоится — добавляем всякое мочилово-махалово. — Он улыбнулся щербатым ртом. — Тебе предстоят еще латиноамериканские танцы, современное диско, техно, джазовая пластика, аргентинское танго, рок-н-ролл, твист и танец живота. Но прежде... — Он снова поднял кассету, — синхронное плавание.
— ...онное плавание, — кивнул Немо, только на слог отставая от Иуды. — А зачем?
— Ты не представляешь, как часто нам приходится сражаться с адептами в затопленных помещениях, — сказал Иуда, вставляя кассету в машину.
Десять часов кряду Немо подсознательно усваивал искусство танца. Биты, как мурашки, бегали по его хребту. Он лежал в парикмахерском кресле, зажмурившись, подергиваясь, и впитывал уровень лауреата международных конкурсов.
В отсек проскользнула Клинити.
— Как он? — спросила девушка, глядя на распростертого Немо с какой-то почти нежностью.
— Десять часов кряду, — ответил Иуда. — Он как машина.
— Так хорошо? — обрадовалась Клинити.
— Нет, нет, — с досадой произнес Иуда. — Я хочу сказать, что он все равно танцует, как машина. Как стиральная машина, поставленная на отжим. У него нет чувства ритма.