Как раз когда второй адепт, шатаясь, отступал от Клинити, а первый, оправившись, наступал на нее, Немо сделал шаг вперед и похлопал второго по плечу. Тот обернулся, и Немо с размаху засветил ему лотком по физиономии.
Звук был как от удара об стену.
Когда Немо отвел руку вместе с лотком, то увидел на лице адепта смесь изумления и боли: рот раскрыт, глаза расширены. Ну глазах у Немо из раскрытого рта один за другим выпали зубы, словно карточки для маджонга, приклеенные слюнями к стене.
Когда ни одного зуба во рту не осталось, адепт слегка качнулся назад, потом вперед и наконец рухнул ничком — шмяк! Здесь он и остался лежать без движения.
Первый адепт, рубивший ладонями воздух напротив Клинити, обернулся на шум, оскалился и выхватил из-за пазухи пистолет. Немо еле-еле успел выдавить жалкую улыбку. Бабах!..
Клинити высоко подпрыгнула и лягнула адепта в затылок. Тот рухнул мордой в металлическую чашу на подставке, в которой беспрерывно бурлила розоватая жидкость.
— А теперь, — с огромным облегчением произнес Немо, — можете сплюнуть.
Времени терять было нельзя. Они с Клинити выбежали в коридор и попытались плечом высадить соседнюю дверь. С третьего раза та распахнулась.
Шмурфеус лежал, пристегнутый к стоматологическому креслу. Над ним склонился седовласый врач с красивыми, мужественными чертами лица. На лбу у него было круглое зеркальце, как у зубных врачей в старых фильмах. Зеркальце держалось на широкой эластичной ленте, волосы над ней были пышные, белые и незапятнанные, как реклама низконикотиновых сигарет. Немо немедленно его узнал и не смог сдержаться.
— Оливье! Оливье в «Марафонце»! — вскричал он. — Ни о чем другом я так не мечтал. Сэр Лоуренс! — Он шагнул вперед. — Можно попросить автограф? Я ваш большой поклонник.
— Уймись, Немо, — сказала Клинити. — Никакой это не Оливье. Тут нет никого настоящего, как ты еще не понял? Перед тобой просто очередная аватара врага.
Она уже почти не шепелявила, как будто ее десны самопроизвольно пошли на поправку.
Немо взглянул на Шмурфеуса, привязанного к креслу. Рот у того был полон хромоникеля, глаза — мольбы.
— Вас ис дас? — спросил лже-Оливье. — Чего фы мешать мой работа для? — Он выпрямился, потрясая металлическими инструментами, извлеченными изо рта Шмурфеуса. Они напоминали столовые принадлежности, но очень отдаленно: невозможно представить себе еду столь жесткую, чтобы ее пришлось резать или накалывать столь острыми и многозубыми орудиями.
— Охрана! — завопил седовласый врач. — Охрана! Сюда!
Клинити схватила круглое зеркальце, оттянула на резинке и отпустила в лицо седовласому.
— Готт ин химмель! — завопил дантист, попятился и выронил орудия труда. Он налетел спиной на столик, где стоял поднос с инструментами, — штопферы, гладилки, ковырялки, экскаваторы большие и малые, долота прямые и изогнутые, мотыги вертикально и горизонтально изогнутые, шпатели, скребки и кюретки, а также скальпели в форме всех видов холодного оружия, когда-либо изобретенного человечеством, посыпались на пол с последовательным продолжительным звоном. «Ах!» — закричал дантист, яростно подпрыгивая. Хирургическое орудие, напоминающее хромоникелевую бритву на хромоникелевой ручке, пропоров ботинок, вонзилось ему в ногу.
«Ай!» — воскликнул врач, приплясывая на другой ноге.
Клинити и Немо смотрели как зачарованные.
Инфернальный дантист заметался по кабинету и с размаху врезался в негатоскоп на дальней стене — устройство, в которое рассматривают рентгеновские снимки зубов. Негатоскоп хрустнул и сорвался с крючка. Дантист отпрыгнул назад, держась за нос и издавая звуки «гы! гы!», выражающие боль, вызванную резкой деформацией хрящевой ткани. В тот же миг негатоскоп рухнул ему на здоровую ногу. Судя по хрусту, который при этом раздался, несколько костей в стопе у дантиста треснули, как корочка шоколадной глазури под ударом ложки.
Немо думал, что седовласый медик уже исчерпал запас слов для выражения неудовольствия, однако при этой новой напасти тот взвизгнул, как щенок. Он сказал: «Уау-уау!» и добавил: «У-у-у». Он исполнил пляску святого Витта. Он выпустил нос, сказал: «Ой!» и попытался поднять сломанную стопу к здоровой руке. В результате у него не осталось ноги, на которой стоять, и он рухнул назад.
Пробив спиной окно, врач вывалился на улицу. Через секунду раздался глухой шлепок.
Наступившая тишина исключительно благотворно действовала на психику.
— Вперед, — сказала Клинити, нарушив молчание, и принялась отстегивать Шмурфеуса от кресла.