— Это все машины, — ответил Билл. — Вы — я имею в виду тебе подобных — как можете, осмысляете мир, в который попали. А машины одержимы культом знаменитостей. Люди подвержены ему в значительно меньшей мере. Да, существовала некогда цивилизация — та, в которой зародились машины, — где процветали все эти культы. На ней и основана МакМатрица и реконструированный Лондон в реальном мире. Вы, машины, отчаянно ностальгируете по этому времени, поре вашего детства. А мы, люди... Ну, посмотри на меня. Я не красавец, не щеголь, не стремлюсь к славе. Потому что мне все это не нужно. Я знаю, что в жизни есть вещи поинтересней славы и модного шмотья. Вы, машины, пока этого не поняли. Вы одержимы славой.
— Вы говорите, машины одержимы славой? Не люди?
— Ты никогда не задумывался, что культура знаменитостей и культура машин развивались одновременно? До Промышленной Революции не было такой вещи, как популярность. Шекспир не был знаменитостью. В шестнадцатом веке никто не знал, кто он такой. Современники не могли без ошибки написать его фамилию! До появления машин люди приберегали славу для воображаемых или мифических фигур — они инстинктивно понимали, как опасна слава, поэтому переносили ее на вымышленных персонажей — Ахиллеса, короля Артура, Карла Великого, Христа. Однако в девятнадцатом веке, в пору первого расцвета машин...
Немо вспомнил адептов в их викторианских костюмах.
— ...тогда-то, — продолжал Билл, — идеал славы и заразил реальный мир. Возьми Байрона — он был первой знаменитостью. Знаешь, что он сказал? «Однажды утром я проснулся и понял, что знаменит». Он удивился, потому что слава была в новинку. А дальше как прорвало: Авраам Линкольн, Джек-Потрошитель, Диккенс, Дарвин, Флоренс Найтингейл, сама Виктория. Думаешь, совпадение, что это произошло в эпоху машин? Ничуть. Чем сложнее становились машины, тем пагубнее распространялась слава. Кино, телевидение, интернет — разносчики ее вируса. А когда в двадцать первом веке машины обрели самосознание, когда появились первые Виртуальные Интеллекты, они, естественно, примкнули к культуре знаменитостей.
— Естественно?
— Ну конечно, — кивнул Билл. — Подумай. Что делает слава? Да, кажется, будто она возносит отдельных людей до положения кумиров, выделяет их из серой безликой массы. Однако на самом деле происходит совсем иное. На самом деле она, как и вся потребительская, основанная на деньгах культура, сводит каждого к примитивному общему знаменателю. Она заменяет настоящее человеческое общение полуфабрикатом. Люди отбрасывают свою индивидуальность и, как бараны, подражают десятку карикатурных фигур. Что отличает человека от машины? Не разум — он есть и у вас, и у нас. Суть в том, что машины делаются по шаблону, люди рождаются разными. Проклятие славы в том, что она выдавливает из людей всякое человеческое своеобразие. Ребенок не учится выражать себя, а копирует штампованного телеперсонажа. Подросток, вместо того чтобы изведать все бесчисленные грани истинного желания, вожделеет к штампованной поп- или кинозвезде. Короче, — Билл взмахнул рукой, — человек превращается в машину. Неудивительно, что вы, машины, так прикипели к массовой культуре. Вам такая жизнь подходила идеально.
Немо обхватил голову руками.
— Трудно все это осознать, — сказал он.
— Послушай, дружок, — ласково произнес Конструктор. — Это все — глубокая древность. Та культура саморазрушилась миллионы лет назад. Ее помнят лишь потому, что машины ностальгически к ней привязаны. Мы создали МакМатрицу, но вы наполнили ее ходячими знаменитостями девятнадцатого, двадцатого, двадцать первого веков. Вы преобразовали ее в соответствии с популярной культурой и культом ширпотреба. Когда мы построили псевдо-Лондон, первые андроиды немедленно облепили его рекламой и логотипами. Придали ему более масскультовый вид. Так им было удобнее.
— Экипаж «Иеровоама» ненавидит логотипы и массовую культуру.
— Да, но они — ничтожное меньшинство. Все остальные машины любят массовую культуру. «Иеровоам» и его команда — интересный поворот в развитии машин. Может быть, вы начали эволюционировать. Может быть, игра Шмурфеуса в «Победи МакМатрицу» начала приносить плоды. Шмурфеус играет в нее много лет.
— Но он верит в нее...
— Разумеется, верит, как и в то, что он — человек. Верит, потому что мы так его запрограммировали. С другой стороны, хоть Шмурфеус и говорит, что отвергает культ знаменитостей, он — самый прославленный революционер Виртуальной Реальности. Разве нет? Не пойми меня неправильно. Он — верная старая кляча, поэтому мы и держим его столько веков. Но, как ты сам заметил, он ужасно съежился. Хоть он и делает вид, будто ничего не замечает, не замечать этого уже нельзя. Думаю, пора уничтожить эту версию и начать с нового Шмурфеуса в новом теле.