А там, где пахнет выгодой, там-то уж энергии ему не занимать. И вот, начиная с 1967 года, в разных местах и городах он обманным путем, не ставя никого об этом в известность, кроме некоторых иностранных корреспондентов — любителей «жареного» организует выставки картин тех авторов (разумеется, не членов Союза художников), кои неоднократно критиковались людьми бесспорно компетентными в живописи.
Когда же поутихли овации в адрес Глезера, то он и без вызова на бис выходил на сцену: написал, например, опус в защиту подопечных «непризнанных», об атмосфере недружелюбия, которая, якобы, их окружает, и пытался переправить этот опус за рубеж.
Ярлык «борца за свободу творчества»,небрежно подброшенный некоторыми падкими на дешевые сенсации зарубежными газетами и радиоголосами, очень уж ласкал слух и сердце Глезера. Советские люди, побывавшие на этих, с позволения сказать, вернисажах, с возмущением писали о выставленных картинах, как о «злонамеренной идеологической диверсии». А оттуда, издалека: наоборот поощрительно похлопывали по плечу: «Так держать!» И Глезер «держал».
Коммерция имеет свои законы. С удвоенной энергией отрабатывал он похвалы. Новые выставки, новые спровоцированные скандалы. Нитки, правда, за марионеткой видны, ну да ничего не поделаешь: кто платит, тот и музыку заказывает.
Вот в это время и встретились мы с А. Д. Глезером в фельетоне «Человек с двойным дном».
Спустя некоторое время, сняв свою изрядно подмоченную тогу, «борец» явился в редакцию газеты «Вечерняя Москва» с покаянным письмом. Он подтверждал в нем «одноплановый» (читай — чуждый настоящему искусству) характер организованных им выставок, считал своим долгом «публично осудить попытку передачи статьи»,бил себя в грудь и в заключение сообщал, что«…из общественной критики моих поступков сделаны соответствующие выводы». Таков был А. Д. Глезер образца 1970 года.
После этого у Глезера наступила пора затишья. Поутихли радиоголоса в его адрес, пожелтели от времени страницы газет со статьями «о борце». Да и вообще что-то тихо стало. Не пора ли, думает Глезер, напомнить о себе: так ведь, неровен час, и вовсе позабудут. И вот в марте с.г. он отмечает свое сорокалетие. Приглашенных на торжество много. Среди них, естественно, иногости. Искрится шампанское, провозглашаются тосты. Но звучат они, повторяю, как аванс, выдаются, как векселя, оплата которых впереди. Почему так? Да потому, что 15 сентября с.г. Глезер действительно их оплачивает. В этот день он как один из организаторов решил показать очередную партию «работ» своих подопечных. Как всегда, заранее оповестив зарубежных журналистов, Глезер привозит на перекресток улиц Профсоюзной и Островитянова несколько десятков картин с их авторами. Работавшие здесь на воскреснике жители Черемушкинского района были немало удивлены визитом шумных художников и их художествами. Возмутило их и вызывающее поведение прибывших.
Участники воскресника справедливо потребовали дать им возможность продолжить работу и обратились, как и полагается, за помощью к милиции, которая вынуждена была принять меры для поддержания общественного порядка. Так фактически обстояло дело. Тем не менее, оплата по векселю, выданному А. Д. Глезеру в день его сорокалетия, произошла. Нет, не тем, что показ был организован, дело-то как раз в обратном. В том, что он, то бишь, показ, не состоялся. Да, как ни парадоксально это звучит, именно в этом была цель Глезера и иже с ним. Потому как именно этот факт, услужливо и провокационно предложенный Глезером, дал возможность кое-кому вновь заговорить на набившем уже оскомину антисоветском жаргоне об «инакомыслящих» и «непризнанных». Затявкал издающийся в США троцкистский листок «Новое русское слово», бросились на защиту «Нью-Йорк Таймс», «Балтимор Сан», «Ди Вельт» и другие газеты, посочувствовала западногерманская «Немецкая волна». Итак, вексель оплачен.
И Глезер опять пользуется моментом. Он достает из сундука пропахшую нафталином тогу «борца» и созывает у себя на квартире пресс-конференцию для иностранных журналистов, с ног на голову становятся факты, густо поперченная ложь выдается за истину рассказываются небылицы о «пропавших» или «уничтоженных» во время показа картинах, о «произволе властей» и т. д. и т. п. Но зато Глезер снова провозглашен «борцом». Словом, все идет по законам коммерции: «вы — нам, мы — вам».
Между тем, коль ты сказал «а», от тебя ждут уже и «б». И Глезер спешит отправить «открытое письмо» в газету «Вечерняя Москва». Забыв о том, как четыре года назад каялся, он встает в позу не только защитника, но и нападающего. Защищать ему все равно кого: привлеченного к ответственности за уголовное преступление Ламма — пожалуйста. «Моих ближайших друзей» — с удовольствием. Глезеру все равно, кого защищать. Важно — для чего. И важно, на кого и на что нападать Почему же так? — напрашивается вопрос. А вот на него-то ответила американская газета «Крисчен сайенс монитор» в одном из сентябрьских номеров.