Выставка состоялась. В ней приняло участие всего лишь двадцать живописцев. На письмо же министр не отозвался. В знак протеста нонконформисты разных городов устроили в конце марта и в конце апреля в Москве экспозиции одновременно на семи частных квартирах. А 25-го мая они наметили провести очередной показ картин на открытом воздухе, на этот раз в Ленинграде. Но тут уж начальство не стерпело, вмешалось. Оскара Рабина исключили из горкома художников, поставив в положение тунеядца. Под предлогом, что он не колхозник, у него отобрали дом в деревне. Саше Рабину прислали анонимное письмо с предупреждением: «Повезешь картины на выставку в Ленинград — убьем». И хотя, в виду слабого здоровья, он был давно освобожден от армии, его срочно вызвали на переосвидетельствование и признали годным для прохождения воинской службы. Газета «Московская Правда» 17-го мая опубликовала статью «Третьего пути нет», в которой творчество нонконформистов объявлялось активной проповедью буржуазной идеологии.
В Ленинграде членов инициативной группы КГБ предостерег: участников выставки будем судить по § 3 190 статьи Уголовного кодекса — проведение массового мероприятия без ведома властей. Обещали каждому по три года лагерей. Таким образом показ картин в Ленинграде сорвали. Но через неделю власти сообщили, что выставка состоится, только не теперь, а в сентябре. Не трудно догадаться, что означает эта затяжка. За три месяца можно успеть кого-то обласкать, кого-то запугать, и не известно, захотят ли признанные художники-нонконформисты демонстрировать свои картины осенью даже на разрешенной выставке. Так и вышло. Кому-то посулили мастерскую, кому-то шепнули, зачем вам выставляться с неизвестными — мы для вас отдельную экспозицию устроим, к кому-то применили репрессии. Сильнее других пострадал Жарких. Ему мстили и за активность, и за нежелание сотрудничать с гебистами. Когда он возвращался из Москвы в Ленинград, ночью в купе в его туфли подсыпали химический препарат типа иприта, который сжег Юре ноги, уложив на четыре месяца в постель.
15 февраля 1975 г. Перед отъездом.
И в сентябре 1975 года общей выставки, за которую боролись авангардисты, не получилось. В Ленинграде экспонировались лишь ленинградцы, в Москве — лишь москвичи. За бортом остались художники Закавказья, Прибалтики, Владимира, Пскова… Да и в московской сентябрьской выставке приняла участие в основном молодежь. Среди 160 человек только несколько ветеранов — Рабин, Целков, Кропивницкая. Отсутствие старой гвардии снизило чисто художественный уровень выставки, что облегчило консерваторам дискредитацию движения нонконформистов и показало, что чиновники, стремящиеся расколоть модернистов, добились успеха.
Я не пессимист и надеюсь, что известные нонконформисты разберутся в направленных против них опасных маневрах. Если же это не произойдет, то все завоеванное за две горячие недели сентября 1974 года может в конце концов оказаться потерянным. Недаром незадолго до московской и ленинградской экспозиций журнал «Огонек» напечатал обширную статью народного художника СССР академика Налбандяна, который заявил, что нонконформисты отрекаются от самого святого, что есть у человека — Родины.
Дорогой Оскар!
Уже два года я на Западе. Кое о чем могу написать. Как раз подвернулась оказия, и грех ее не использовать. Ведь письма, посланные почтой, как и следовало ожидать, до тебя не дошли.
Чем поражает Европа наших эмигрантов? Посмотрел бы ты на них в Вене в первые дни после приезда! Они с открытыми ртами глядят на витрины переполненных продуктами и одеждой магазинов, на отсутствие очередей, на неправдоподобно вежливых продавцов. Я хорошо понимаю их, всю жизнь проведших в советском хамстве в поисках мяса, масла, сносных вещей.
Но меня поразили не магазины, не обходительные, неиздерганные западные люди, а так называемая «левая» интеллигенция. Приезжаю ли в Германию, в Англию, о Франции уже и не говорю, везде в большей или меньшей степени одно и тоже — левонастроенные студенты, левонастроенные профессора, левонастроенные журналисты. Не то, что они за Советский Союз и советские методы, но они считают, что у них социализм будет другим. «Почему другим? — спрашиваю. Где он другой — на Кубе, в Германии или Вьетнаме?» Они снисходительно улыбаются: «Там вмешивается СССР». «А где гарантия, что не вмешается и у вас?» На это левонастроенные не отвечают. Они предпочитают в таких случаях указывать на Америку: «Вы о Советском Союзе кричите, а чем США лучше?» Я им про ГУЛаг, где погибло 60 миллионов, а они про Чили, где, якобы, с американского благословения Пиночет устроил переворот — как будто это сопоставимо. Я им про КГБ, а они про ЦРУ, как будто ЦРУ сажает, пытает и убивает инакомыслящих. Я им о том, что Америка спасла и спасает Европу от советского нашествия, а они всерьез уверяют, что американская экономическая — экспансия не менее опасна. Как будто сравним финансовый захват десятков, пусть даже сотен, предприятий с превращением целых народов в бесправных рабов. Но они не верят, что последнее возможно. Никто из них прямо не говорит, что Солженицын пишет неправду, но фыркают, слыша его имя: «Реакционер, ретроград, монархист!»