На какое-то время его простили и даже восстановили в должности. Но в 1937 году, после ареста Тициана Табидзе, Паоло, зная, что его ожидает та же участь, застрелился в своем кабинете в здании Союза писателей.
Значительная часть современных грузинских литераторов выдвинулась в годы «культа личности». Занявшие место уничтоженных были и менее культурны, и менее талантливы. Эти люди, всем обязанные сталинскому времени, и пошедшая за ними бездарная часть молодняка упорно продолжали славить развенчанного вождя. Вспоминаю, в одном из тбилисских домов тамада-поэт поднял тост за великих грузин, чьи могилы находятся неизвестно где. Он назвал несколько имен и закончил легендарной царицей Тамар и Сталиным. Как принято, тост тамады друг за другом должны поддержать все собравшиеся, то есть каждый обязан что-либо сымпровизировать на заданную тему. Раздаются речи одного, другого, третьего, и никто уже не поминает могил древних предков, а говорят лишь о вынесенном из Мавзолея Сталине, чей прах покоится неизвестно где. Поэт Морис Поцхишвили умоляет меня не горячиться, но когда наступает мой черед, я громко произношу:
— С удовольствием поддержу тост, но не за тех, кто убивал, а за убитых, похороненных неизвестно где. — И вновь называю Табидзе, Яшвили, Джавахишвили.
Воцаряется гнетущая тишина, но возразить хозяевам нечего.
Те, кто не знает Грузию, считает, что все грузины сталинисты. Это далеко не так. Многие мои знакомые — молодые поэты, прозаики, ученые, инженеры и философы, умеющие трезво анализировать факты и видеть суть явлений, — относятся к тирану с такой же ненавистью, как и я, А сталинисты… Что ж, есть они и в России, причем их излюбленный довод всегда один и тот же: при хозяине, мол, было больше порядка и ежегодно снижались цены. В Москве среди сталинистов попадаются прямо-таки фанатики. Я не касаюсь здесь работников партийно-государственного аппарата — о них разговор особый. Речь пойдет о рядовых тружениках.
В 1964 году, встретив на Курском вокзале друзей из Тбилиси, я на такси ехал с ними домой. За рулем сидела девушка лет двадцати с небольшим, назвалась Ниной. Ребята рассказывали о тбилисских новостях, шутили. Как вдруг, ни на кого не глядя, Нина заявила:
— Люблю грузин!
— И правильно делаете, — засмеялся я. — Людей красивых, веселых и щедрых — грех не любить!
Она резко качнула головой:
— Нет, я к ним так отношусь, потому что Сталин грузин!
— Послушайте, — спросил Джемал, — что вам известно о Сталине? Когда он умер, вы наверное в первый класс ходили.
— Действительно, — подхватил я, — почему вы его любите? Ведь не могли не слышать, скольких людей он погубил, сколько зла принес миллионам семей?
— Погубил? — переспросила девушка. — Ну и что же! Может, правильно сделал! Может, без этого наша страна не стала бы такой могущественной! И вообще, — категорически заключила она, — русским нужен кнут!
— Но вы знаете, что по его приказу уничтожали наших лучших полководцев, ученых, писателей? В тюрьмах и лагерях пытали людей, издевались над ними… И над женщинами тоже.
— Не агитируйте меня! — закричала она. — Говорите, женщин мучили? Ну и пусть мучили! Да я, если бы Сталину понадобилось, грудь себе дала бы отрезать! Ясно?
Мы молчали. Выйдя из машины, Леван Гогоберидзе сказал:
— Если у вас в Москве попадаются такие, то что же удивляться нашим националистам?
Но вернемся к тбилисским событиям. В 1956 году первый секретарь ЦК КПСС Грузии Мжаванадзе запретил отмечать день смерти Сталина траурными митингами. Не думаю, что это решение исходило от него лично, ибо он никогда не отличался самостоятельностью. Ставленник Хрущева, даже его родственник, кажется, шурин, он всю жизнь прожил на Украине, был кадровым армейским политработником. Несмотря на неплохой в общем характер, грузинам он не полюбился. Во-первых, Мжаванадзе стал наместником Грузии после антисталинского XX съезда. Во-вторых, его жена, украинка, слишком откровенно наживалась — за казенный счет строила особняки для себя и своих детей. В третьих, Мжаванадзе почти не знал родного языка и, общаясь с каким-нибудь чаеводом или виноградарем через переводчика, возбуждал язвительные насмешки. Наложенное им «вето» на траурные митинги вызвало неожиданно бурную реакцию. В Тбилиси начались массовые демонстрации. Целую неделю не работали, не учились, а митинговали. По улицам текли колонны демонстрантов с транспарантами: «Слава великому Сталину!», «Ленин и Сталин — навеки с нами!». Студенты университета несли портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. На площади имени Ленина (раньше — имени Берия) не прекращались выступления ораторов, поднимавшихся на широкую правительственную трибуну и провозглашавших Сталина великим продолжателем ленинского дела, кричавших, что не позволят Хрущеву и Микояну поссорить русский и грузинский народы. Среди ораторов находились и искренние глупцы, и хитрые, знавшие, чего хотят, сталинисты, которые отлично понимали, что Сталина следует поднимать только вместе с Лениным и по-прежнему делать упор на нерушимую дружбу народов.