Первыми до открытия «выставки» к клубу прибыли некоторые иностранные корреспонденты. Сработала личная служба оповещения организатора экспозиции. Разумеется, пришли и москвичи — истинные любители живописи. Они-то с чувством глубокого возмущения и задали администрации клуба вопросы: «А зачем это? А для кого это?» И по их требованию выставку закрыли. Представьте, это входило в расчеты Глезера. Как истинный купец, он точно оценил, чего стоит выставленный им товар. Ему надо было прослыть покровителем творчества «непризнанных». Тактика была верной: выставку закроют, это получит огласку в некоторых странах (не зря же приглашались корреспонденты) и вот уже Глезер — герой, эдакий борец за свободу творчества. Правда, особенной сенсации за рубежом не было. Вопреки прогнозам Глезера «все радиостанции мира» не прекратили своих передач. Из-под нечистых заборов тявкнули какие-то бульварные газетки, как всегда, обрадованно откликнулись «Голос Америки» и «Би-би-си», и все. Собственно, те же и Глезер.
Тогда он вновь без ведома и согласия Московской организации художников организовал очередную выставку. На этот раз в другом клубе. Результат тот же. Видя, что деятельность его не находит успеха в Москве, Глезер упаковывает чемодан и уезжает в Грузию. Делец-авантюрист организует якобы с согласия Союза художников Грузии выставку в Тбилиси. Для местного колорита он приобщает к своей коллекции картины нескольких грузинских художников, того же, своего «непризнанного» плана. И невооруженным взглядом было видно, что картины эти ничего общего не имеют с грузинским национальным искусством, да и весьма далеки от искусства вообще. Тенденциозный характер выставленных полотен и здесь вызвал возмущение посетителей. В письме на имя секретаря Союза художников СССР они писали: «Гидом на этой выставке был какой-то поэт из Москвы, любезно поясняющий «содержание» (ибо они непонятны) картин. Он заявил, что сам не художник, но коллекционирует подобные произведения и показывает их с согласия Союза художников СССР. Подобная версия неправдоподобна, так как Союз художников не будет пропагандировать формализм и трюкачество».
Глезеру пришлось убраться восвояси. Но он не успокаивается. 10-го марта прошлого года в одном из московских институтов он снова принимает участие в открытии очередной «выставки». На представленных полотнах было все, что угодно, кроме того, что называется искусством. На одном изображена рваная и грязная газета, на которой лежит вздувшаяся рыба. Копируя шрифт газеты, «художник» вписал в нее несколько фраз явно антисоветского содержания. На других так называемых картинах — мертвые, искаженные маски вместо лиц, гипертрофированные, дистрофичные тела, болезненно-похотливые и уродливые женщины, помойные ямы, задворки грязных дворов и тому подобное. «Это злонамеренная идеологическая диверсия», — так справедливо характеризовали выставку посетители. По требованию посетителей и эта выставка была закрыта. Но вот что показательно — уже на следующий день лондонская газета «Таймс» опубликовала статью об этом. По всей видимости, не без чьей-то помощи была проявлена подобная Оперативность».
Спрашивается, зачем понадобилась Глезеру и эта выставка? Из любви к искусству? Если это можно назвать искусством. Нет. Задача его иная: прослыть покровителем непризнанных талантов, привлечь к своей «смелой» и «инакомыслящей» персоне внимание падких на всякую грязную провокацию нечистоплотных людишек, корреспондентов иных зарубежных газет, а затем повыгоднее распродать доставшиеся ему по дешевке картины из собственной коллекции. Бывший нефтяник создал для себя весьма красноречивую формулу: «Нефть пахнет, деньги-нет». А деньги Глезеру нужны позарез. Без них же не построишь трехкомнатную кооперативную квартиру, не приобретешь мебель, не создашь коллекции из двухсот картин, не изготовишь для них передвижных стендов, не устроишь, как это он сделал, новоселье, пригласив 200 с лишним гостей (!). А ведь он сам говорит, что месячный доход его семьи, включая заработную плату жены и исключая алименты, составляет немногим более 300 рублей.
После новоселья делец от живописи решил несколько расширить сферу своей коммерческой деятельности. А для этого, естественно, нужна реклама. Кто же, спрашивается, как не сам Глезер, может рекламировать Глезера? И он пишет опус в защиту подопечных, эдакую «исследовательскую» статью о творчестве «непризнанных» об атмосфере недружелюбия, которая, якобы, окружает их. Этот свой труд он дает обучающейся в Москве на курсах русского языка француженке Паскаль Гато, чтобы та, по возвращении домой, передала его дальше, по назначению. Тут уже, кроме желания повыгоднее себя преподнести, ожидается и гонорар в валюте.