А тут еще у нас в отделении взрыв антисемитизма. После телевизионной передачи. Причем, эмоционально взрыв вполне оправданный. Представьте себе: на экране возникает какой-то председатель колхоза из Биробиджана, потом еврейского происхождения генерал Драгунский, известная киноактриса Быстрицкая и сверхпопулярный Аркадий Райкин. Ему-то тошно, он-то через силу три коротких фразы пробормотал, но все равно некрасиво. Отказался бы выступить, не посадили бы. Остальные же разливались, выслуживались. Разоблачали и проклинали Израиль и сионистов, и поддерживающих эти реакционные силы американских империалистов. Прославляли партию и правительство, которые даровали евреям небывалое счастье жить в дружной и равноправной семье народов СССР.
— Тьфу, жиды поганые! — ругались психи. — Своих же пинают. И все они такие, предатели! За деньги мать родную продадут!
Хоть отвратно слушать антисемитов, но и самого мутило от краснобайства верных холуев. 9-го марта иду к старшему врачу:
— Я себя чувствую значительно лучше. Завтра у меня день рождения. Не отпустите ли досрочно? — И вижу, что она рада-радешенька избавиться от неприятного пациента. Для вида немного поссылалась на незаконченный курс лечения, но уступила.
И вот я на свободе. Больничные бастионы скрылись за поворотом. Бегу по улице и вдыхаю свежий морозный воздух. Вваливаюсь к Рабину. Новостей немало. Сменив кисть на перо, он написал фельетон «Человек не чемодан» (это чемоданы у революционеров бывали с двойным дном для провоза литературы и оружия) и в виде открытого письма отправил его в «Вечернюю Москву». Наверное плевались и чертыхались, когда читали:
«Я никогда не писал фельетонов. И не думал писать. Открою карты. Я художник. Я пишу картины. У меня есть друг — поэт Александр Глезер. Он пишет стихи. И много переводит. Кроме того, Глезер уже давно собирает картины современных художников: московских, ленинградских, грузинских, армянских.
20 февраля в газете «Вечерняя Москва» (в той самой газете, которая по иронии судьбы расположена на бульваре) — появился фельетон «Человек с двойным дном», подписанный Р. Строковым. Кто такой этот Строков, судить трудно, да и существует ли он вообще? А вот заведующий отделом фельетонов Руссовский — существует. И не только существует, но за три дня до появления фельетона два с половиной часа беседовал с А. Глезером для «уточнения фактов»… Правда, уточнил он их своеобразно.
Ну, раз уж Руссовский факты уточнял, то я буду обращаться к высказываниям Руссовского, используя фельетон.
Состязаться с Руссовским в остроумии мне трудно. Он приходит на работу к восьми часам и пишет фельетоны. Каждый день. О пьянстве. Но об одном пьянстве писать скучно. Хочется фельетонисту писать и о духовном. Пишут же другие! Тем более, и причину сообщили. Дескать, дал Глезер француженке Паскаль Гато (кстати, Глезер ее не знает) статью о своей коллекции с просьбой напечатать ее, и эта самая Гато увезла статью за границу и только там разглядела «злобную клевету на Советский Союз». Ну, а разглядев, она написала гневное письмо рукой и стилем Руссовского. И статью потом возвратила.
Все бывает. Бывает и то, что Глезер этого письма не получил. А получил его Руссовский и даже показал его Глезеру издали, достав из сейфа.
Наивный поэт задал вопрос:
— А как попало к вам письмо, адресованное мне?
На что фельетонист, изумившись наивности поэта, ответил:
— Ну, знаете… так получилось…
Меня интересует, почему письма, адресованные Руссовскому, не попадают к Глезеру? Или фельетонист имеет преимущество вскрывать чужую почту, как бы от скуки? Конечно, тайна переписки у нас, как и во всяком обществе, которого коснулась цивилизация, гарантируется… Но вечно фельетонисты любопытствуют…
Кстати, еще о Гато. Руссовский говорит, что разглядела Гато «злобную клевету». А вот сам Руссовский, по-видимому, не разглядел, так как ни строчки не привел из статьи Глезера, и даже сказал Глезеру: «Нам вашу статью цитировать не нужно».
А цитировать нечего. Статья о художниках, о том, что их картины не выставляют, а когда с большим трудом удается выставить, то сразу же выставку закрывают. В таком случае и Руссовского-Строкова-Гато следует обвинить в злобной клевете на Советский Союз.
Да, — пишет Руссовский-Строков, — не выставляют картины, да, закрывают выставки. Это очень злобная клевета.
А выставки закрывают, — пишет Руссовский, — «по требованию публики». «Публики» — это неопределенно. Народ она, что ли? Может и народ. Только получается, что один народ закрывает выставку, чтобы, не дай Бог, не увидел другой народ. Самое удивительное, с какой молниеносностью выполняется «требование публики». В клубе «Дружба» выставку закрыли через два часа после открытия. Выставку в Тбилиси в залах Союза художников с официальным каталогом закрыли, правда, через четыре дня, потому что расстояние большое. А закрывающий народ, по-видимому, находится в основном в Москве.