— Читают…
— Сколько можно?
— Сколько нужно, столько и можно. — Заглядывает в календарь. — Жду вас через неделю.
Тактика на измор. Над КГБ не каплет. Гебисты не торопятся. Они любят потомить человеческую единицу неизвестностью. Спустя неделю Вячеслав Сергеевич пускает в ход шантаж:
— Вы обещали никому не говорить, что бываете у нас, а сами обо всем информируете Рабина.
— Это ложь.
— Мы точно знаем, что правда.
Ни хрена они не знают! Берут на пушку. Я не только с Оскаром обсуждаю ситуацию, но и еще с двумя-тремя друзьями. Однако всегда на улице, чтобы не засекли магнитофонами. Повышаю голос:
— Вы вторично позволяете себе вести себя со мной некорректно. Я протестую!
— Некорректно? — злобно цедит он и, выделяя каждый слог: — Бывает и по-ху-же!
А я с не меньшей злобой, как когда-то в горкоме партии:
— Вы расстреляли моего дядю! Держали в лагерях тетю! Ссылали родных! Я не боюсь ваших лагерей, тюрем и психушек, потому что не боюсь смерти.
Дверь кабинета тут же раскрывается, словно за нею кто-то подслушивал, и появляется Михаил Вячеславович. Он торжественно улыбается:
— Александр Давидович! С милицией все в порядке. Правда, трудновато пришлось. Сначала они и слышать ни о чем не желали. Тунеядец вы — и точка! Но мы их все-таки переубедили.
Представил себе, как милиция, обычно покорно выполняющая распоряжения КГБ, вдруг засопротивлялась. Что это вы, мол, то посылаете нас к Глезеру, то приказываете его не трогать. Так засопротивлялась, что Лубянка еле-еле с ней справилась… А Михаил Вячеславович еще не закончил. Он буквально рвется осыпать меня благодеяниями. Внушает, что победа над милицией лишь первый шаг. Необходимо восстановиться в Профкоме, необходимо, чтобы издательства возобновили расторгнутые договора, и в итоге никто не мог обвинить меня в тунеядстве. Мы в состоянии сделать вас полноправным членом общества, вернем положение и работу, но ради этого нужно на нас потрудиться. Однако покамест он ничего не требует. Лишь просит разрешения вместе с Андреем Григорьевичем посмотреть коллекцию. Ну, почему бы не позволить? В музей вход свободный. И наверняка немало их коллег там перебывало.
— Конечно, приезжайте.
Думал — галопом прискачут. И тут уж заведут о сотрудничестве. Ничего подобного. Спешить не стали. Дотянули до зимы. До декабря 1970-го. И лишь тогда пожаловали. Бродили по комнатам веселые, довольные. Андрей Григорьевич, специалист в области живописи (он по образованию то ли художник, то ли искусствовед) разъяснял напарнику что к чему. Тот играл в снисходительного начальника:
— Что страшного в этом искусстве? Почему Союз художников против него?
Союз, значит, против, а ЦК КПСС и КГБ — за. И не в состоянии ничего предпринять. Вспоминаю, как летом 1969 года заместитель министра культуры РСФСР здесь горестно вздыхал. Ему искренне нравились картины:
— Я бы все это показал, — негромко говорил он — но впутается отдел культуры ЦК. И выставку закроют, и меня на улицу выкинут. — И еще тише: — Вы не боитесь, если я привезу к вам Солженицына? — Чего же мне бояться? Это у вас на службе неприятности будут.
Странный заместитель министра! Не случайно Руссовский так мечтал заполучить его фамилию.
Гебисты же поглазели на картины и осудили безоговорочно лишь Рабина, особенно его «Натюрморт с рыбой и «Правдой».
— Эту антисоветчину нужно снять! — безапелляционно заявил Михаил Вячеславович.
Попробовал поспорить. Дескать, покупаете вы «Правду», читаете. А потом, что с ней делаете? Вечно храните? Нет же! И заворачиваете в нее что-то, и на стол стелете, и, простите, в туалете употребляете. Вот и Рабин положил на газету селедку и поставил стакан с водкой.
Не подействовало. Гебист повел головой, как бык:
— Уберите ее лучше сами!
Насладившись живописью, Михаил Вячеславович стремится побеседовать. Внутренне ежусь. Накануне с Оскаром мы рассмотрели все возможные варианты и не отыскали ни одного утешительного. Какую-то подлость совершить от меня потребуют. Безусловно, откажусь. И все повторится заново: милиция, тунеядец… Поэтому, едва присели, бросаюсь в атаку. Сначала льщу:
— Обратился к вам в поисках справедливости…
Оба кивают.
И заканчиваю непоколебимо:
— … Стукача из меня не выйдет!
Михаил Вячеславович раскатисто хохочет:
— Кем, кем вы не можете быть? Ну и фантазия у вас! Кто же, ха-ха-ха, собирается вам, Александр Давидович, такое предлагать? Неужели мы? Давайте разговаривать серьезно. За границей картины ваших художников используются с антисоветской целью. Это надо пресечь. Каким образом?