А чего стоят злоключения моего соседа-инженера! У них ушел на пенсию начальник отдела, и Леве обещали сей пост. Попросили ради этого вступить в партию.
Вступил.
Отдел кадров в должности по-прежнему не утверждает. Проходит полгода, семь, восемь месяцев… Не выдерживает Лева, спрашивает у приятеля, парторга:
— Почему отдел кадров тянет резину?
Парторг выясняет, что да как, и назавтра же режет моему соседу правду-матку:
— Не задавай дурацких вопросов! Ведь у тебя же отец еврей!
— Послушай!.. — взмолился Лева. — Причем мой отец? Он ушел из семьи, когда мне и двух лет не было. По паспорту я — русский.
Парторг только плечами пожал.
А как мучилась моя жена, когда больше года безуспешно пыталась искать работу. Куда ни придет, начинают за здравие:
— У вас большой опыт. Вы нам подходите.
Едва заглянут в документы, и заканчивают за упокой:
— Позвоните через недельку.
А через недельку:
— Извините, мы не знали, что место уже занято.
Как-то прибежали к нам приятели:
— Майка, нашли тебе службу! Издательство паршивое, Профиздат, но отдел все-таки художественный.
— А меня возьмут?
— Конечно, конечно! Мы уже договорились.
— А вы предупредили, что я еврейка?
— Ты — еврейка? Да у тебя русская фамилия!
— Ку и что же?
— И в паспорте записано? Значит, бесполезно. Нам так и сказали: «Все данные подходят, лишь бы не была еврейкой».
Тогда и отправляюсь я в ЦК КПСС к завотделом культуры Шауро. Меня, не коммуниста, в ЦК не пропускают. Говорю из приемной с референтом Шауро.
Так по телефону из наглухо закрытой будки и разговариваем. Лето 1972 года, адская жара, а открывать двери не разрешают, не приведи Господь — разгласится государственная тайна! Вкратце передаю референту нашу историю.
— А причем тут мы?
Ну до чего же одинаково все высокие советские организации выражаются! Точно такими же словами встретили меня в КГБ. Спрашиваю:
— Скажите, пожалуйста, какой у нас год, тысяча девятьсот тридцать седьмой или тысяча девятьсот семьдесят второй?
— Что за странный вопрос?
— Совсем не странный. Как раз в тысяча девятьсот тридцать седьмом вошло в моду заставлять жен отрекаться от мужей.
Мы не можем отвечать за каждого дурака!
Мою жену уволили не из пивного ларька, а из крупнейшего советского издательства.
— Но почему ваша жена не пробует найти другую работу?
— Нигде не берут!
— Интересно! Если я пойду, то меня сразу возьмут.
— Вас — безусловно.
— Но я не буду ссылаться на то, что служу в ЦК.
— Нет, вы меня не поняли. Ведь по паспорту вы русский, а она — еврейка.
— Как вам не стыдно говорить об этом на пятидесятом году советской власти!
— Мне очень стыдно! Но приходится.
Чем закончилась моя беседа с референтом заведующего отделом культуры ЦК партии, расскажу ниже, так как дальнейшее не имеет отношения к еврейской проблеме.
Уезжают из СССР евреи, сионисты и просто боящиеся за будущее своих детей, диссиденты, отсидевшие и не отсидевшие в лагерях и уставшие от неравной борьбы с всесильным режимом, и те, кто надеется дорваться на Западе до сладкой жизни. Остающиеся делятся на две категории: желающих как-нибудь приспособиться, ассимилироваться, прожить (уезжать-то неведомо куда страшно!) и участников демократического движения, борцов за свободу России, таких, как Александр Гинзбург, Лариса Богораз, Юлий Даниель. Всех — не назовешь, не перечислишь.
Дружба народов
«Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь…»
По исходу евреев из социалистического отечества, по их мытарствам на земле, где они родились и выросли, по антисемитизму, захлестнувшему города и веси страны Советов, как будто видно, чего стоит разрекламированная идиллическая дружба народов СССР. Но я понимаю, что читателю трудно удержаться и не спросить?
— С евреями всегда сложно. А вот остальные народы друг с другом как?
Мао Цзе-дун однажды сказал, что национализм маленького народа — защита против шовинизма большого. Для Советского Союза с его многочисленными Союзными и автономными республиками, автономными областями и национальными округами вопрос взаимоотношений между входящими в него народами и народностями всегда был и остается трудноразрешимым.