МАСКАРАДЪ
Тамъ тѣснота, волненье, жаръ,
Музыкі грохотъ, свѣчъ блистанье,
Мельканье, вихорь быстрыхъ паръ
………..
Всѣ чувства поражаетъ вдругъ.
Било одиннадцать часовъ. Первая комната Энгельгардтова дома пестрѣла разноцвѣтными костюмами. Вдругъ дверь въ прихожую отворилась. Вошла дама въ черной маскѣ. Одинъ изъ мужчинъ насмѣшливо спросилъ:
— Beau masque, ты пріѣхала одна?
— Какъ можно, — отвѣчала маска и оглянулась — Старикъ мой тащится за мною. Вотъ онъ.
Въ эту минуту, ничего не подозрѣвая, вошелъ въ прихожую какой-то почтенный генералъ. Бывшіе тамъ мужчины встрѣтили его громкимъ смѣхомъ., окружили и разсказали причину своей веселости. Генералъ просилъ показать затѣйницу: ея ужъ не было.
Между тѣмъ въ залѣ уже начиналось движеніе; насталъ законный часъ непринужденной веселости. Маскарадъ одушевился; всѣ старал’ись любезничать; всѣ шутили и позволяли шутить съ собой.
Маскарадъ, какъ извѣстно, свѣтъ на изнанку. Мужчины скромничаютъ и порой даже краснѣютъ. Женщины бѣгаютъ за мужчинами, шепчутъ имъ любовныя признанія, назначаютъ свиданія, упрекаютъ въ вѣтренности. Сходство между свѣтомъ и маскарадомъ является только въ томъ, что мужчины, и здѣсь и тамъ, плѣняясь сладкими словами, остаются въ дуракахъ.
Одна маска, подцѣпивъ грознаго воина, котораго никогда не встрѣчали въ дамскомъ обществѣ, таскала его изъ одной комнаты въ другую, кружила по залѣ, и до того расшевелила его воображеніе, что грозный воинъ посматривалъ на нее съ любопытствомъ и даже улыбнулся прежде, чѣмъ передалъ ее другому кавалеру. Другая морочила философа. И философу пустился догонять разсказчицу, которая открывала ему самыя тайныя его помышленія и вовсе не философскіе замыслы.
Нѣкто, извѣстный своимъ равнодушіемъ къ женскому полу, стоялъ одинокъ и смотрѣлъ насмѣшливо на эти женскія сатурналии.
Ученый оріенталистъ разсказывалъ столпившимся около него молодымъ слушателямъ, какимъ образомъ Ресми-эфенди, посолъ турецкаго султана къ Фридриху Великому, описываетъ наши маскарады въ оффиціальномъ донесеніи, напечатанномъ въ Константинополѣ: «Кромѣ плясокъ и сидячихъ собраній, есть у нихъ одинъ родъ ходячаго собранія, называемаго редутъ или маскарадъ. Мужчины и женщины, налѣпивъ себѣ налицо странныя рожи, нѣчто въ рѳдѣ носовъ изъ тѣста, употребляемыхъ нашими паяцами, и закутавшись въ покрывала изъ чернаго и краснаго левантина, сперва посидятъ немного, а потомъ вдругъ всѣ встаютъ и начинаютъ въ страшномъ безпорядкѣ кружить по залѣ. Тогда каждый, по росту и тѣлодвиженіямъ, старается узнать ту барыню (бону), къ которой клонится его сердце. Такъ какъ бѣдствіе ревности неизвѣстно мужьямъ тѣхъ странъ и при томъ дѣло происходитъ какъ будто за занавѣсомъ, то, отыскавъ другъ друга, они схватываются подъ руки и преспокойно уходятъ туда, гдѣ ихъ душамъ угодно». Всѣ слушатели признали, что посолъ турецкаго султана былъ хорошій наблюдатель нравовъ.
— Чего же ты боишься?
— Мнѣ сказали, говорятъ…
— Что же говорятъ…
— Говорятъ, что у тебя завалъ въ сердцѣ.
Маска убѣжала; обиженный намекомъ красавецъ спѣшилъ узнать ее.
Нѣкоторые изъ сонливыхъ, сдвинутые съ своихъ подножій веселымъ разгуломъ маскарада, теряясь въ этой путаницѣ чиновъ и умовъ, пожимали плечами, увѣряя, что маскарадъ въ Петербургѣ — анахронизмъ.
Прочіе, посмѣтливѣе, вникая въ духъ времени, пользовались случаемъ, схватывали на лету сердца, блуждающія безъ цѣли, и были довольны собою.
У дверей залы, при входѣ въ буфетъ, на высшей эстрадѣ, сидѣла неподвижно черная маска. Только по сверкающимъ глазамъ можно было угадать, что она слѣдила кипучее движеніе бала и наблюдала за проходящими. Кто-то за дверьми сказалъ:
— Здравствуй, Н — нъ.
Маска встала.
Н — нъ разговаривалъ съ однимъ школьнымъ товарищемъ и бранилъ маскарадъ. Для удовольствія бранить, онъ бывалъ на всѣхъ маскарадахъ, пріѣзжалъ одинъ изъ первыхъ, уѣзжалъ одинъ изъ послѣднихъ; нерѣдко тамъ ужиналъ и, послѣ каждаго маскарада, писалъ безсмертные стихи въ альбомъ смертныхъ красавицъ.