Въ голосѣ и словахъ его слышался на этотъ разъ весьма опредѣленный оттѣнокъ; ревность и страсть довели его любовь до безумія. Миссъ Бриджетъ громко вскрикнула отъ ужаса. Но страхъ ея замеръ въ слѣдующую минуту… Она и Роджеръ, широко открывъ глаза и, затаивъ дыханіе, сразу повернулись къ двери. Они услышали стукъ копытъ галопирующей лошади и спустя нѣсколько времени стукъ въ двери подъѣзда.
— Что это? — воскликнула миссъ Бриджетъ, задыхаясь отъ волненія.
— Не знаю. Вашъ отецъ, весьма вѣроятно.
— Мой отецъ? Быть не можетъ! А впрочемъ… Моя дѣвушка замѣтила, надо полагать, исчезновеніе моего плаща и подняла тревогу.
Слова ея были прерваны новымъ стукомъ въ двери.
— Сюда! — крикнулъ Роджеръ. — Сюда! Спрячьтесь на минуту за эту портьеру, пока я переговорю съ нимъ.
И, не дожидаясь отвѣта, онъ потащилъ ее на другой конецъ комнаты.
— Если это мой отецъ, я сама могу переговорить съ нимъ, — воскликнула она, приходя въ себя. Слова ея были заглушены цѣлымъ потокомъ ударовъ въ дверь. Роджеръ не слушалъ и насильно заставилъ ее спрятаться за портьеру.
Когда портьера спустилась, миссъ Бриджетъ сразу почувствовала холодъ и сырость каменной стѣны и затхлый запахъ пыли, скопившейся здѣсь въ теченіе многихъ десятковъ лѣтъ.
Удары тѣмъ временемъ продолжали сыпаться на входную дверь. Миссъ Бриджетъ услышала, какъ Роджеръ вышелъ изъ комнаты. Она ждала… ждала, что вотъ сейчасъ раздастся голосъ сэра Ричарда. Но звуки голоса, которые донеслись до ея слуха, заставили всю кровь ея прилить обратно къ сердцу; она почувствовала вдругъ такую слабость, что еле удержалась на ногахъ.
— Тимофей, это ты? — услышала она голосъ Патрика. — Открой поскорѣе… не знаешь ли чего-нибудь о моемъ братѣ? Да открой же… открой! Дѣло спѣшное.
Миссъ Бриджетъ стояла, упираясь руками въ холодную стѣну. Она не разобрала отвѣта Роджера, но услышала, какъ открылась дверь, а затѣмъ — никогда потомъ не могла она того забыть — затѣмъ нѣчто среднее между всхлипываньемъ и вздохомъ безграничнаго облегченія.
— Роджеръ!
— Чортъ возьми! Нашелъ время для визита. Какая нелегкая принесла тебя въ Глинтрель, черезъ порогъ котораго ты не переступалъ даже и днемъ? Чему обязанъ я такимъ великимъ почетомъ?
Но Патрикъ не обратилъ, повидимому, вниманія на тонъ этихъ словъ.
— Я замѣтилъ твое исчезновеніе съ бала, — отвѣчалъ онъ, — и отправился домой, гдѣ узналъ, что ты ушелъ, надѣвъ высокіе сапоги и плащъ и вооружившись пистолетомъ.
Роджеръ расхохотался.
— Чортъ возьми! Ты начинаешь необыкновенно добросовѣстно относиться ко всѣмъ своимъ дѣламъ.
— У тебя гости? — спросилъ Патрикъ, замѣтивъ вдругъ приготовленный ужинъ на столѣ и видимо смущенный этимъ обстоятельствомъ.
Роджеръ засмѣялся, и смѣхъ этотъ заставилъ вспыхнуть миссъ Бриджетъ, хотя она не могла дать себѣ отчета, почему собственно покраснѣла.
— Напрасны, братъ мой, твои подозрѣнія, — отвѣтилъ Роджеръ. — Я ужинаю съ священникомъ. При случаѣ, хотя бы даже для нѣкотораго разнообразія ощущеній, мы всѣ дѣлаемся религіозными.
Онъ говорилъ быстро, небрежно, какъ бы бравируя своимъ положеніемъ, и дѣвушкѣ, стоявшей позади портьеры, показалось почему-то, что братъ Патрикъ сомнѣвается въ его словахъ.
— Роджеръ, — услышала она голосъ Патрика, — не шути со мной. Говори со мной, прошу тебя серьезно. Я примчался сюда со скоростью почтовой лошади, чтобы узнать, къ какому рѣшенію ты пришелъ.
— Я не измѣнялъ своему слову. — Въ голосѣ Роджера прозвучала свирѣпая нотка. — И никакихъ шутокъ съ моей стороны нѣтъ. Слушай, Патрикъ! Я хочу хорошенько угостить тебя. Мое совѣщаніе съ церковью не начиналось еще, но сейчасъ долженъ придти сюда священникъ. Ты пріѣхалъ ко мнѣ въ неположенный для этого часъ, но я прощаю тебя.' Отвѣдай, пожалуйста, этого вина, а затѣмъ уѣзжай, пока я не измѣнилъ своего намѣренія.
Послышалось бульканье наливаемаго вина и затѣмъ голосъ Патрика.
— Ты человѣкъ мужественный, — Роджеръ, и это еще больше укрѣпляетъ меня въ моемъ рѣшеніи.
— Провались оно твое рѣшеніе! Пей… пей и уѣзжай!
— Когда я все скажу тебѣ, Роджеръ!
Роджеръ произнесъ какое-то проклятіе.
— Когда ты все скажешь? Никакихъ спичей мнѣ не нужно, слышишь? Мы съ тобой сказали другъ другу все, что могли сказать.
— Не все, мой братъ! Я пріѣхалъ, чтобы сказать, и скажу. Сегодняшняя игра…
— Молчи! — заревѣлъ Роджеръ. — Молчи, говорю тебѣ.
Но Патрикъ не хотѣлъ молчать.
— Наша игра сегодня… — крикнулъ онъ, — я отказываюсь отъ нея, отказываюсь! Слышишь?