— Ну, конец! Прощай жена!
Нан-нук испустил торжествующий крик: перед ними вырисовывались очертания гигантской ледяной горы с низким краем в виде косы, о который их льдина ударилась с такой силой, что все они свалились с ног.
Страшным толчком они надвинулись на ледяную гору, на которую самоеды и перебрались вместе с санями и собаками. Когда Нан-нук, покинувший льдину после всех, перебрался в безопасное место, льдина тихонько перевернулась одним краем кверху и в следующий момент распалась на куски, под соединенным напором ветра, волны и течения.
На рассвете они увидали, что ледяная гора, служившая им убежищем, была одна из краевых в ряду таких же гор, плывших по направлению к низменному мысу Кетер-хед. В 25 милях к западу от него, как они знали, было расположено зимнее становище нескольких семейств их племени.
Их ледяная гора, вместе с другими ледяными горами, сидела теперь на Изабелловой отмели, хорошо известной китоловным судам, работающим в поздний сезон. Гора была очень высока, за исключением низкого краевого выступа, на котором они расположились. Опасность заключалась в том, что, с наступлением больших приливов, гора неизбежно должна была быть подмыта течением и перевернуться вверх дном. Им предстояло или утонуть, или погибнуть среди обломков льда.
Правда, они видели, что если бы ледяная гора находилась ближе к берегу, хотя бы на пятьдесят футов, они могли бы перебраться со своей косы на какую-нибудь льдину и в трехстах футах далее достигнуть крепкого берегового льда, а, следовательно, и спастись. Но теперь между ними и берегом тянулась широкая полоса темной воды, в которой бурлило течение, направлявшееся от их горы к береговому льду.
К северу от них, в расстоянии полумили, сидели на отмели две огромные ледяные горы, которых они не заметили ночью. Словно для того, чтобы отнять у них всякую надежду на спасение, перед ними тянулось на протяжении нескольких миль широкое ледяное поле, преграждавшее доступ отдельным пловучим льдинам, на которых можно было бы добраться до безопасного места.
Но и это было еще не все: с усилением прилива они отчетливо чувствовали вздрагивание горы, на которой находились, а между тем от новолуния и усиленных мартовских приливов их отделяло только несколько дней. Старый Ак-ша-ду покачивал головой и говорил, что дело плохо.
Они поставили небольшую юрту, в которой ютились, просушивая обувь на ворванных лампах.
На следующее утро Нан-нук отозвал в сторону Ак-ша-ду и изложил свой план. Он попытается добраться до берегового льда, устроив плот из двух саней. Поплывет на санях верхом. Потом он поставит сани на пловучую льдину, крепко привяжет их и все могут перебраться по одиночке в безопасное место с помощью тросов, которые можно сделать из тюленьих ремней, санной упряжи, собачьих постромок и бичей из прочной моржевой кожи. «Паром» можно будет тянуть взад и вперед. По счастью у них было четыре запасных набора ременной упряжи из очень прочной моржевой кожи.
Старик одобрительно кивнул головой.
— Можно было бы попытаться, — согласился он, — если только сани выдержат тебя и ты не замерзнешь, но ты погрузишься до подмышек в воду, а в ней очень холодно.
— Если мне удастся, — внезапно сказал Нан-нук, — ты отдаешь мне в жены Оо-лай-ю. Предложим сначала Канч-о. Если он не согласится, то пойду я. Только Оо-лаю будет не нужна мне, — прибавил он задумчиво, — если я отморожу ноги и не буду ходить па охоту.
Они позвали Канч-о и предложили ему попытать счастья, но он не хотел и слышать об этом. Зато он быстро согласился отступиться от Оо-лай-ю, если Нан-нук предпримет опасное путешествие.
— Есть и другие девушки, — прибавил он с философским спокойствием. Он не был рожден героем.
Сани связали вместе; сделали две длинных веревки из тюленьих ремней и наладили грубое весло. Сухие штаны из оленьей шкуры и такую же рубаху Нан-нук привязал себе на голову; затем он обмотал вокруг шеи пару запасных тюленьих ремней и приготовился в путь. Паром был спущен на воду. Нан-нук сидел на нем, спустив ноги по краям саней.
Сначала паром под тяжестью юноши погрузился так глубоко, что Оо-лай-ю громко вскрикнула от испуга; но когда плечи пловца оказались над водой, он убедился, что паром выдерживает тяжесть и стал грести. Теперь все усилия ловкого юноши были направлены на го, чтобы паром не перевернулся. Он понял, что невозможно было бы переправить таким путем женщин. С неимоверной осторожностью он едва мог удерживать равновесие.