— Ну, да ладно, — думал старик — хорошо смеется тот, кто смеется последний, — это их же поговорка. Посмотрим, кто посмеется, когда он, Флиднер, даст Германии могучую, непобедимую силу, которая, он чувствовал, вот-вот должна брызнуть мощным потоком по его лаборатории. Посмотрим!
Флиднер с сердцем ткнул опротивевшую недокуренную сигару в пепельницу, так что кучка пепла высыпалась на стол, и вышел из комнаты.
Был час обеда, и он соблюдался в семье очень строго. У окна, барабаня пальцами по стеклу, стоял высокий молодой человек в военном мундире.
— Здравствуй, отец, — заговорил он — а я только что опять встретил твоего рыжего московского идиота. Когда же ты, наконец, от него отделаешься? Я его видеть не могу спокойно. Он неизменно портит мне настроение, этот азиат.
Профессор молча пожал плечами.
За обедом Эйтель рассказывал рассеянно слушавшему Флиднеру о служебных делах, о лошадях эскадронной конюшни, о сослуживцах; с почтением, почти трепетом говорил о полковнике.
— Кстати, он с большим уважением отозвался о тебе, отец; сказал, что Германия тебе многим обязана и еще больше от тебя ждет.
Профессор улыбнулся: немного смешно и все же приятно было слышать такое признание своих заслуг из уст гусарского полковника.
— К слову сказать об этом, — продолжал Эйтель — если можешь, расскажи мне в самых общих чертах о Значении твоих последних работ. А то, право, любой фендрик в нашем казино знает об этом больше меня.
Флиднер улыбнулся.
— Пожалуй, ты прав. Попробую исполнить твою просьбу. Ты представляешь себе, что главная задача человека на земле — это борьба за энергию, которую он черпает из природы в самых разнообразных видах?
Гусар кивнул головой.
— Каждое новое взрывчатое вещество, каждая вновь сконструированная машина — это новый, более удобный, дешевый или целесообразный способ выкачивать из мира энергию, которая движет наши пароходы и поезда, работает па фабриках и заводах, носит по воздуху наши аэропланы, бросает за десятки и сотни километров наши снаряды. Но запасы каменного угля на земле иссякают, да их у нас и отняли; нефти тоже нет. Сила рек ограничена, а главное, — все это связано с тяжелыми, громоздкими массами вещества. Между тем неисчерпаемые источники энергии рассыпаны вокруг нас в изобилии всюду.
— Где же это?
— Да где хочешь. Вот в этом куске железа, который лежит у меня на столе, в луже грязной воды на улице, в дорожной пыли под нашими ногами — всюду, куда ни взглянешь.
— Я не понимаю.
— Знаешь ли ты, что такое атомы?
Эйтель улыбнулся.
— Кое-что слышал о них. Кажется, что-то очень маленькое.
— Вот именно, — невольно рассмеялся профессор, — и в этих-то невообразимо маленьких кирпичиках, из которых складываются все тела вселенной, и скрыты эти колоссальные запасы энергии. Атомы представляют собою концентрированное, сгущенное электричество. Они похожи на бесчисленные тьмы миниатюрных туго свернутых пружинок, или еще лучше маленькие зарядики необычайно сильного взрывчатого вещества. И когда мы научимся открывать замок Этих пружин, взрывать эти снарядики и управлять выбрасываемой ими вместе с тем энергией, — мы откроем новую эру в истории человечества: мы призовем к работе дремлющую вокруг нас силу, мы наводним мир дешевой и неиссякаемой энергией, мы освободим человечество от проклятия непосильного труда, выведем его на новую дорогу, мы…
— Мы прежде всего напитаем этой силой наши орудия и продиктуем свои условия в Париже и Лондоне, — прервал Эйтель, стоя посреди комнаты с блестящими глазами и грозя кулаком куда-то в пространство.
Глава II
ФЛИДНЕР повернул выключатель и закрыл за собою дверь лаборатории. Вспыхнувший свет озарил знакомую картину, сразу охватившую душу тишиной и покоем рабочей атмосферы. Тянулись по стенам провода строгими линиями; костяными пальцами торчали там и сям между ними рубильники; поблескивали стекляные приборы на столах и полках; отсвечивали желтоватыми бликами медные части аппаратуры; мраморная распределительная доска с ее приборами и цветными лампочками придавала просторной комнате вид холодный и торжественный.