Черный, неприглядный мрак снова поглотил все, но уже вместе с экраном. Он долго не рассеивался. Когда исчез — остался только прозрачно — белый и пустой экран.
Вейс пришел в себя первый. Он выключил работу аппарата и осветил кабинет зеленой лампой. Открыл металлическую дверку графобиоскопа. Изнутри на ученых глянул обугленный, обезображенный лик черепа. Почерневшие орбиты глазниц укоризненно смотрели из глубины.
Профессор Венедиктов испуганно выхватил его и приподнял пережженую черепную крышку. Под ней зияла черная и пустая полость. Мозга не было.
Он громко ахнул и взглянул на Вейса с горестным изумлением. Череп выпал из рук. Глухо ударился об пол и распался на множество мелких осколков.
ВО МРАКЕ НОЧИ
Рассказ Я. Канторовича
Иллюстрации С. Э. Лузанова
— Холодно!
Часовой, поеживаясь от попадавших за воротник шинели дождевых капель, переложил винтовку из пре ой руки в левую.
— Скоро ли сменят? — размышлял он, расхаживая вдоль длинного здания порохового склада.
Пороховой склад, бывший амбар экспедиционного Т-ва «Меркурий», представлял собой длинное одноэтажное каменное здание, расположенное на самом краю города. Передним фасадом он выходил на проселочную дорогу, задним — смотрел в лес, от которого его отделяла небольшая поляна.
Уже третьи сутки моросил мелкий осенний дождь, превративший поляну и полотно дороги в грязную жижу. После вспыхивавших иногда вдали ракетных зарниц мрак казался еще гуще. Единственными живыми звуками были шаги часовых (склад охраняли двое часовых, по одному с каждой стороны) и глухо звучавшая вдали орудийная перестрелка.
Охранявший задний фасад красноармеец, часто останавливаясь, напряженно прислушивался, стараясь проникнуть взглядом в окружавшую его темень. Уставшим за суточное дежурство глазам куст орешника казался врагом, притаившимся в лесу. В шелесте падающих листьев чудились крадущиеся шаги неприятельского разведчика… Крепче сжимала рука винтовку… Убедившись в своей ошибке часовой продолжал расхаживать.
Слышны шаги…
— Опять чудится, — с досадой подумал он.
— Нет… Кто-то идет.
Слышалось жирное чваканье ступней в грязи…
Развод? Но ведь он подходит с той стороны. Кроме того дает знать о своем приближении свистком, чтоб можно было проверить пароль на 50-ти шаговой дистанции от склада…
А шаги ближе, явственнее…
Острыми рывками заколотилось сердце.
— Сто-й-й… Ни с места-а-а-а!..
Еста-а-а — ответило эхо. Ответа нет, шаги приближаются, противно чавкают…
Приятно прижать к щеке холодный, гладкий приклад. Бодрит прикосновение к спусковому крючку…
— Сто й-й!.. ой-ой-ой раскатилось по лесу.
Сопит… чвакает… чвуак… чвуак…
Острой иглой блеснул огонь. Многократным эхом всполошилась тьма. Тотчас выстрелил второй часовой. Ружейная стрельба учащалась, ширилась; посты и разъезды затеяли тревожную перекличку.
— Янек, стреляют.
— Да! Чтоб это могло быть, Антось?
— Слышишь, скачет разъезд, теперь придется ждать!
— Ищут! Как бы не вздумали сюда сунуться, — тревожно заметил Янек.
Разговаривавшие, польские офицеры, неразлучные друзья, взялись по поручению начальства взорвать большевистский склад боевых припасов, где хранились снаряды, гранаты, патроны. Это нанесло бы большой урон, так как снабжение фронтов из тыловых складов из-за осенней распутицы было сильно затруднено. Оба лежали в лесу, у опушки, скрытые от света полевых электрических фонарей густо разросшимися молодыми елочками, разговаривали едва уловимым шепотом.
— Ой, Янек, — шепнул вдруг Антось так громко, что его товарищ испуганно схватил его за руку.
— Тише, ты ведь нас выдашь!
— Смеются, — только и мог прошептать изумленный Антось.
Оба прислушивались к раскатистому хохоту, отыскивая глазами причину, вызвавшую смех красноармейцев.