Дядя Аким дальше волисполкома не бывал. А тут в Ленинград собрался: гвоздей надо, веревок, на порты ребятишкам чего ни-на-есть, в роде мануфактуры. Ну, поехал. И недалече, а как-то опасливо. Напугали очень в деревне: народ, говорят, в городу — жох, не зевай, Аким! Деньги, шесть червяков, в исподники запрятал. Всю дорогу волновался и билет сжевал. Из вокзала еле выпустили. Ну, идет Это по улице, а народу — оглоблей не проворотишь. Известно, на вольготную жизнь всякому манится, ну, и собрамши в кучу.
Походил — проголодался. А тут, прямо на улице, бабочка колбасой торгует — хорошая такая колбаса, гладкая, в колечки свернута. Приценился от нечего делать, сколько за целую.
— Четвертак без лишку.
— Дорогонько.
— Чего дорогонько? Не собачья радость какая-нибудь, товар танбовский. — Вот и булочка. Кушай на здоровье…
И булочку подает: розовую, поджаристую, такую аккуратную, что и есть жалко. А сама, вдруг, как схватит свой магазин, да и была такова. Потоптался Аким на месте, почесал затылок.
— Что за порядки такие? — думает. — И денег не спросила. — Хотел у проходящего милиционера спросить, да постеснялся начальство беспокоить. Одел колбасу на руку, булочку в карман сунул, пошел дальше.
А тут другая бабочка с куревом. Остановился Аким, взял цыбик махры, обмял его, коробочку взял разрисованную.
— Сколько дать? — спрашивает.
А баба с корзиной как стреканет за угол — аж спички во все стороны посыпались.
Подобрал Аким спички — три коробки, — пошел дальше. Папиросу закурил— наслаждается.
— Чего это они стрекают? — думает. — Уж не вышел ли декрет, чтобы, все бесплатно? Не иначе…
Умилился Аким удобству городской жизни и даже булочку, как ни жаль было, раскусил и о колбасе подумывает.
А какой-то гражданин вихрастый— цоп Акима за рукав и сапоги в руки
— Не надо ли, дядя, сапоги? Сносу не будет. Новехоньки. Всего однова только на манифестацию и одеваны. Товар на ять. Бери!..
Отчего не взять. Свои-то у Акима совсем разлыкошились. Повертел сапоги в руках. В пору ли? Как бы не обмишуриться? Присел на приступочек, натянул один — как дома. Стал другой разувать, смотрит на вихрастого гражданина, а у того у самого опорки каши просят и пальцы на волю гулять просятся.
— Чудаки! — думает. — Сам разут, а других обувает…
А вихрастый поторапливает:
— Скорей, скорей, дядя… Ведь в пору, чего колбасишься? — а сам глазищами все по сторонам шмыгает.
Хотел его Аким порасспросить, что, мол, это у них в городу за обычаи такие подходящие, а тот — бочком, бочком, да в какую-то щель каменную и смылся.
Аким даже крякнул от удовольствия.
— Ну, и душа народ! А еще в деревне болтали разное несуразное… Темнота…
Около двое милиционеров остановились — встретились. Папироски закуривают и разговаривают разговоры. Аким к ним. Хотел о декрете справиться, да не вышло. Только о киперации и спросил. Оба кавалера показали рукой напротив. Глядит Аким: бутылок в окне — конца краю нет и все, видать, с градусами. Решил — с устатку. Зашел внутро. А там гражданская очередь и все с билетиками в руках. Девица на какой-то шарманке щелкает — билетики выдает. Скучно показалось Акиму ждать череду, протискался к прилавку, крикнул отпускающему:
— А ну-ка, милачек, цельную…
А тот, вроде, как в бане, — запаримшись.
Билетики у граждан схватывает, на колышек их сажает, то есть, билетики, а гражданам под нос посудины тычет.
— Который ваш талон? — к Акиму обращается.
Вытянул у него Аким из-под рук билетик, показывает. А тот, как бы обидемшись:
— Тут, — говорит, — полтора рубля, чего дать на остальное? Говорите, не задерживайте.
— А чего дашь, мне все одно, али-бо скусно было закусывать.
Отчекрыжил ему отпускающий огромадный кусок сала и вместе с бутылкой под нос сунул. А гражданская очередь протестует.
— Этот, что в руках, без очереди вперся!
— Ладно, мы — дальние, а вы — тутошние, успеете напиться, — обиделся Аким и за дверь.
— Раздолье, а не жизнь, — думает. — Где бы приспособиться пополдничать?
Глядь, а под боком — пивнуха, и рак, ростом с годовалого теленка, намалеван. Ввалился Аким, оглядывается, — все столики заняты, хоть на полу закусывай. А рядом — девица одна, фря этакая, футы-нуты, рака обсасывает и глазком Акиму подмигивает.
— Садитесь за кампанию, — предлагает. Приспособился Аким около. Девица пива ему наливает. Слово за слово — колбасу и сало съели, двадцатку раздавили, пивком разбавили. Аким порядки городские похвалил, про червяков в исподниках помянул без опаски, — чего там, ежели народ последнее с себя отдает.