— Какая Терентьиха? — рассеянно спросил Нелидов.
— Куркина вдова… Куркина… мужа ейного в шахте бадьей пришибло, она с ребятами осталась… я ее с завода гнать стал, а она, дура, ревмя-ревет… итти не хочет и тебя поносными словами при всех…
— При всех?… — переспросил Нелидов.
— При всех, как есть при всех. Такая баба злобственная… неустрашимая баба!
— Посади ее в Орловскую шахту. Да еще сгони туда всех, у кого язык длинный… Разумеешь?
— Разумею… Чего тут!
Наступило молчание. Доклад был кончен, но Иван Захарыч мялся и не уходил… Нелидов поднял на него глаза.
— А дозволь спросить, осударь, Никита Петрович, почему такому ты приказ Перначу дал сибирных и кто старой веры с завода согнать?… Рабочих преуменьшится… Замедление будет.
— Кто тебе сказывал, что я их согнать велел? — быстро прервал его Нелидов.
— Сам слышал… Около стоял, — быстро ответил Иван Захарыч.
Нелидов посмотрел на него. Помолчал, потом заговорил:
— Велел схоронить, потому ревизор едет…
— Ревизор?! — вскрикнул Иван Захарыч. — Пресвятая богородица! Никола милостивый! К чему это?..
— Донос был! — неохотно ответил Нелидов, мельком вглядываясь в Ивана Захарыча… — Ты смотри, что б книги в порядке были… Может, завтра и прикатит.
— Завтра?… С нами крестная сила!.. Господи!. — ужасался Иван Захарыч. Помолчал. Потом заговорил:
— Что касаемо книг, то будь спокоен, Никита Петрович… все в порядке. За многие годы вся работа как на ладошке… Увидит г. ревизор, как мы правим дело Осударево — выразительно подчеркнул он последние два слова, не спуская глаз с Нелидова. — Насчет книг покоен будь… А вот… — и он вдруг оборвал свою речь.
— Ну? — бросил Нелидов.
— Батюшка-осударь! Милостивец! Знаешь сам, как я тебе предан! Что пес предан… так вот чего боязно… — и опять запнулся, замолчал.
— Не мямли, говори!
— По-моему зря ты беспокоишься о беглых там да староверах, да о бабах глупых… Не станет г. ревизор на эдакую дрянь и время тратить… Я так мекаю, осударь, что дело тут не в бабах… — И опять замолчал.
— Говори, что ведаешь, — сказал Нелидов.
— Конешно, милостивец, человек я маленький… ничтожный… одначе душонку свою за тя положить готов!.. Потому ноет мое сердечушко…
— Что кружева плетешь? Говори! — повысив голос, сказал Нелидов и положил сжатый кулак на стол.
— Так думаю… не в башне ли дело!.. — прошептал Иван Захарыч, впиваясь глазами в лицо хозяина.
Нелидов чуть вздрогнул, но сразу овладел собою и равнодушно уронил:
— А что ж тут башня? Чем она кому мешает?
Иван Захарыч усмехнулся, и Нелидов это заметил, но виду не показал.
— Не башня, милостивец… не башня! А что в башне?… протянул он, подвигаясь к Нелидову.
— А что в башне? — деланно-равнодушно спросил Нелидов, но голос его сорвался и странно зазвенел.
— Испугался старый дьявол! — мелькнуло в голове Ивана Захарыча. Он набрался духу:
— Сказывают, бытто… в башне рубли чеканят!.. — почти вскрикнул Иван Захарыч и вдруг чуть не умер от страху. Остолбенел…
Нелидов быстро встал.
— Кто сказывает? — крикнул он. — Говори! Укажи, кто? Баба Терентьиха? Жена твоя? Ворона на хвосте принесла?.. Эко что выдумал! Ну, кто тебе сказывал? Ну!
— Ребята сказывали… — запинаясь, лепетал растерявшийся Иван Захарыч.
— Вобче… молва такая идет… Врут, конешно… А все нехорошо, коли кто ревизору сболтнет.
Иван Захарыч уже нащупывал под ногами почву.
— Мало ли что люди плетут, — сказал Нелидов, пытаясь равнодушием тона скрыть тревогу.
— Верно, батюшка Никита Петрович! Верно, — затараторил Иван Захарыч. — Плетут!.. Ой, как плетут!.. А сплетут и обесславят… честного человека под кнут подводят… Есть такие ехидны, прости, господи!.. Был человек в почете… во славе… в богатстве… И вдруг по пустошному слову злому… всего лишается! Ноздри, батюшка, вырвут… клейма, батюшка, поставят, да в Сибирь, в рудники… на цепочку, нашего же изделия… нелидовского!.. Хи… хи… хи!.. — ИванЗахарыч вдохновился и сам наслаждался.
Нелидов не смотрел на Ивана Захарыча. Он сидел неподвижно и только левая рука его, лежавшая на столе, барабанила и притом слишком громко. Наконец, он решил, что Иван Захарыч уже высказался достаточно ясно, и вдруг повернул к нему свое лицо.
Иван Захарыч даже поперхнулся от неожиданности и сразу замолчал. Лицо Нелидова было озарено улыбкой. И лукавство было в этой улыбке, и добродушие какое-то. Никогда Иван Захарыч не видал такой улыбки на лице своего сурового хозяина. Не верил своим глазам. Растерялся вовсе.