Уже упала вечерняя роса и задымилась река, когда он вернулся домой. Никто его не окликнул, когда он проходил по двору к амбару. Там лег на солому и закрыл глаза. Почти тотчас же затопали по амбару босые ноги.
— Тятька, это я, Филька.
Иван Егорыч открыл глаза. Филька, шморгая носом, молча протянул ему кружку с молоком.
— Тетка Танька дала. Сичас только надоила. Гляди — пузыри по им какие… Пей, ничаво…
Иван Егорыч сделал несколько жадных глотков.
— А тебе как же?
— Ничаво, хлебай. Я уж напился.
— Ложись со мной, Филя.
— Ну-к чтож? Ремень вот распояшу и лягу.
Через минуту приплюснул нос к отцовскому плечу и не слышал, как дрогнуло это плечо раз, и другой, и еще, и еще…
На рассвете Дуня, выгнав за ворота корову, сказала возившейся с тестом Татьяне:
— Гляди, чего наделала бабка Аксинья. Всю ноченьку маялся Ваня. То застонет, то схватится. Я думала: Хилька не беспокоит ли. Кликнула, — а он не пущает парня.
— Вот вишь, я тебе сказывала. Не бабка она, а колдунья настоящая.
— Сыми-ка мне зипун, — попросила Дуня. — Надо Хильку прикрыть, а то как бы не простыл. Нынче зорьки больно холодны стали.
Как ни осторожно ступала в темноте амбара, все-таки-задела плечом вилы и они упали, звякнув железом об пол.
— Ты, Дуня? — окликнул Иван Егорыч.
— Я, думала парня прикрыть.
— Поди сюда.
Когда присела на солому, положил голову к ней на колени. И обнял.
— Худенькая ты, как девченка…
— Горе хоть кого ссушит, голубь. — И заплакала.
Иван Егорыч приподнялся. прижался щекой к Дуниной щеке:
— Ну, да ладно. В Москву с собой заберу, там живо отойдешь.
Их слезы смешались. И были они, как первая оттепель после морозов. А за ними повеяло теплом примирения.
Завтракали в тени у колодца.
Уже все знали, что Иван Егорыч и жену, и сына забирает с собой в Москву.
— Дело задумал, сынок, — опять проговорил старый кузнец, но уже совсем иным тоном, чем неделю назад.
И Филька тоже одобрительно глядел на отца. Помнил, что тот обещал свезти его в Москве в такое место, где всякое зверье и птицы в клетках сидят, и видметь на задних лапах ходит…
— Дунька, — крикнул весело меньшой деверь, — ты что нарумянилась нонче?
— А тебе что? — отворачивая смеющееся лицо, ответила Дуня.
И вдруг вскочила и кинулась в избу. Там, став на колени, открыла сундук и достала из него голубой шерстяной полушалок с алыми цветами. Жалко стало платка, а все же надобно снести бабке Аксинье. Обещалась. Нечего делать…
— И куда ей, старой, такой веселый платок? Цвет-то какой небесный!
В последний раз прикинула его к лицу перед кривым зеркальцем. Потом сложила аккуратно, сунула за пазуху и легким шагом пошла к воротам.
Филька оседлал сухой подсолнечный ствол и поскакал за ней вдогонку.
ЧОРТОВА КАРУСЕЛЬ
16 июля исполнилось два года со дня кончины известного писателя, драматурга и художника Петра Петровича Гнедича. После него осталось 22 нигде не напечатанных и написанных за последние годы рассказа, в жанре его когда-то нашумевших «Песьих Мух». Два рассказа приобрела редакция «Мира Приключений». В этом номере мы даем «Чортову карусель», а в следующем — второй, рассказ, — «Альтруист».
ЛЕНТА КИНЕМАТОГРАФА НАШИХ ДНЕЙ
Посмертный рассказ П. П. Гнедича
(Написан в 1920–1921 году).
Иллюстрации Н. М. Кочергина
У него была шатающаяся, неровная походка. Он так колыхался на твердо ступающих ногах, запрятанных в высокие, полустоптанные резиновые галоши, из которых сзади торчала малиновая суконная подкладка, как колыхаются только паралитики или контуженные в боях. Ему было лет за пятьдесят, борода у него шла клином, и в ней один клок был седой. На носу у него помещалось пенсне, блестевшее как золотое, хотя в сущности едва ли было сродни этому благородному металлу. Он был в теплой шапке какого-то эскимосского покроя, с ушами, как у легавого пса, и в потертом рыжем пальто на вате, с поднятым пегим бархатным воротником.
Он поднялся по шести ступеням мокрого крыльца деревянного домика, с голыми, зябнувшими деревьями за зеленым пожилым забором. На двери была криво прибита медная доска с надписью «П. П. Пигунова». Он придавил пуговку электрического звонка, что круглилась сбоку, и, повернувшись к двери спиной стал ждать, когда ее откроют, все повторяя: