Так как я молчал, он подвел меня к одному из радиаторов «дельта-лучей» и положил мою руку на небольшую подставку.
Мягкий молочный свет заструился из радиатора. В руке я почувствовал легкое приятное покалывание, впрочем скоро исчезнувшее. Зато с порезом произошло удивительное изменение — кровотечение почти тотчас же прекратилось, и минут через десять ранка перестала давать себя чувствовать — на ладони осталась лишь красноватая полоска, точно после ожога.
Доктор Ивин в восторге потирал руки.
— Именно этого я и ожидал! Дельта-лучи в чрезвычайной степени способствуют естественному процессу заживления ткани. Ее клеточки получили мощный толчок и быстро перебросили мостик через разрушенное место пореза…
Какие перспективы открывает это открытие в деле лечения многих болезней!
15 июля. Все-таки доктор Ивин чего-то не договаривает. Он, конечно, очень мил и любезен со мной, но в главную, центральную лабораторию меня он все-таки не пускает. На мой вопрос, чем он там занят, доктор ответил очень уклончиво.
16 июля. Работаем целый день. Доктор начал что-то прихварывать. С утра до вечера сидит в своей таинственной комнате, откуда слышится плеск воды и хлопание чего-то мокрого по стеклу. Встречаемся только за вечерним чаем, где обмениваемся результатами прошедшего дня.
Вид у моего патрона неважный. Лицо осунулось, руки дрожат. В качестве коллеги настоял ни том, чтобы он не засиживался по ночам.
22 июля. В этом «доме чудес», как я окрестил Ивинскую дачу, мне давно пора бы перестать удивляться. Но то, что я сегодня узнал и увидел, потрясло меня до глубины души.
Часа в три дверь комнаты, где работал доктор Ивин, с треском распахнулась, и сам доктор стремительно выбежал оттуда, бледный как полотно. Он поглядел на меня ничего непонимающими глазами, затем грузно опустился на стул и прохрипел:
— Дайте воды…
Через несколько минут он пришел в себя, неуверенно встал и знаками предложил мне следовать за ним в его лабораторию.
Я увидел там стекляные ящики и баллоны самой разнообразной величины, полные, как мне показалось, зеленоватой жидкостью с плавающими в ней водорослями. Средину лаборатории занимал обширный бассейн, выложенный белыми плитками и закрытый сверху огромным стекляным колпаком, со множеством трубок, шедших в соседнее помещение.
Над колпаком свешивалась на блоках большая закрытая камера с несколькими крупными отверстиями, откуда лилось знакомое мне синевато-бледное сияние «дельта-лучей».
При их неверном свете я различил на дне бассейна в изумрудно зеленой жидкости какую-то большую бесформенную массу. Но вот жидкость бассейна заволновалась и над ее поверхностью показалась чья-то круглая скользкая спина, от которой во все стороны расходились плоские широкие ласты, оканчивавшиеся бесчисленными судорожно извивавшимися щупальцами…
Туловище этого отвратительного создания, напоминавшего собою что-то среднее между огромным осьминогом и морской медузой, со своими распластанными отростками занимало почти всю ширину трехметрового бассейна.
Тело его непрерывно пульсировало, то сокращаясь, то поджимая под себя свои змееобразные студенистые конечности. Я никак не мог рассмотреть, было ли там какое-нибудь подобие головы, пока из под разошедшихся плоских щупальцев не показалось что-то вроде человеческого лица. Да, именно, лица, каким его рисуют четырехлетние ребята: два кружка — глаза, две палочки — нос и губы. Но здесь рот и нос вместе заменял широкий и острый хрящеватый клюв, медленно раскрывшийся, чтобы выпустить струю зеленоватой жидкости. Глаза, если эти кружки можно было назвать глазами, были точно затянуты какой-то мутной серой пленкой… Но вот пленка приподнялась и на нас глянули два круглых, величиной в блюдце, страшных своей неподвижностью глаза. Не мигая они смотрели нам прямо в лицо — и, ей богу, смеялись! Нет, это был даже не смех, глаза просто издевались над нами, угрожали и ненавидели.
— Что это? — невольно воскликнул я, отступая гадливо от камеры.
— Вы видели его? — Теперь вы понимаете, почему я не могу здесь работать один! — бессвязно бормотал доктор Ивин, увлекая меня в свой кабинет, прочь от этого жуткого стекляного колпака, откуда раздавалось отвратительное мокрое хлюпание.
— Когда я убедился в поразительном действии лучей дельта на органическую материю, — продолжал доктор, немного справившись с сердцебиением, — мне пришла в голову мысль: если эти лучи обладают свойством ускорения жизненных процессов, то не могут ли они в известных случаях способствовать возникновению самой жизни, превращению неорганической материи в органическую?