Прорычав особенно громко, он сильно толкнул меня вперед и сейчас же куда то исчез. Я стоял перед широким проломом в стене корридора, ведущим в боковую пещеру. Там, на стене, противоположной входу, из щели между камнями торчало нечто среднее между факелом и лучиной, и больше коптило, нежели давало света. Сквозь чад я видел какие то деревянные сооружения, напоминающие столы, и несколько больших круглых камней, лежащих на полу.
Больше я ничего не успел разобрать. Перед дверью вдруг появилась длинная лохматая и грязная фигура человека, одетого в серый балахон и драную барашковую шапку. Судя по бороде, спустившейся чуть не до пояса, и по седым волосам, это был старик, но по тому голосу, которым он приветствовал меня, этого совсем нельзя было сказать.
— А! А! — закричал он таким басом, что воздух пещеры, несмотря на всю свою плотность, испуганно мотнулся и задрожал, вызывая бесчисленные эхо в дальних концах корридора. — Новый! Новый! А! А!
И вдруг, весь передернувшись, закричал что то бессвязное и завертелся на месте, высоко задирая свои босые, покрытые струпьями ноги.
Я сразу увидел, что имею дело с сумасшедшим, но от этого мне стало только еще страшней. Его фигура металась передо мной и принимала в этом чаду несуразные, расплывчатые очертания. В колышащихся отблесках огня он казался не человеком, а каким то выходцем с того света, и его скакания принимали гипнотизирующий смысл. Я стоял, не чувствуя под собой почвы и, смотря, как мелькало передо мной серое, сморщенное, как сушеный банан, лицо старика, мне казалось, что еще немного и я лишусь чувств от страха.
Но присев, в заключение, несколько раз на корточки и подпрыгнув почти до потолка, он, наконец, утихомирился и с минуту молча смотрел на меня. Глаза его были безумны и все время блуждали из стороны в сторону.
— Новый! — прохрипел он. — Нужен, нужен, очень нужен!
Он повернулся, чтобы итти в глубь пещеры, но остановился и почти нормальным голосом спросил:
— Ты кто?
Я еле отодрал язык от гортани и, давясь словами, пролепетал:
— Я геолог.
Старик вдруг схватил меня за плечи, втянул в пещеру и, подняв как ребенка, усадил на то сооружение, которое я принимал за стол.
— Ты — геолог? Как тебя зовут?
Я назвал себя.
— О! — закричал он. — Смотри, смотри на меня! Неужели ты не узнаешь меня, злейший мой враг? Смотри лучше, смотри!
Пораженный я глядел на него и не мог поверить своим глазам.
— Андрей Никитич! — воскликнул я.
— О! О! Вспомнил! — Он стоял передо мной, извиваясь и приплясывая. Барашковая шапка съехала ему на ухо и из-под нее выбились жесткие, спутанные как пакля, пряди волос. — Вспомнил! Еще вспомни: о чем мы с тобой спорили здесь, на горе Кастель? Не верил ты мне тогда! А я докажу, докажу! Докажу, что Кастель — вулкан! И даже не потухший, а в котором есть еще лава! Раскаленная огне-жидкая лава! Зачем, ты думаешь, я копаю этот корридор? Чтобы найти лаву, чтобы вывести ее наружу и показать вам, сумасшедшим людям, что Кастель не опухоль, не шишка на земной коре, а вулкан! Знай: Кастель будет извергаться! Я вылечу с лавой, я сгорю, по я докажу то, что ни тебе, ни всем вам нельзя доказать словами. И ты дождешься моего доказательства, ты останешься здесь и сгоришь вместе со мной! Это — наказание тебе за твои слова, за твою глупость. Вспомни ее, вспомни. Ну, что? Помнишь?
Да, я вспомнил и мне все стало ясным. Этот несчастный старик был тот самый Андрей Никитич Замотаев, который пропал три года тому назад и которого все уже давно считали погибшим.
Давно еще Замотаев был прислан к нам на должность помощника старшего геолога губернии и постоянно жил в Симферополе. Но когда стали составлять проект Алуштинского водопровода, он был вызван в Алушту и здесь работал вместе со мной. Этобыл очень тихий, молчаливый человек, с некоторыми странностям и, но не такими, чтобы обращать на него особое внимание. Ходили, правда, слухи, что он по ночам куда-то уходит, нагруженный большими мешками, но толком никто ничего не витал.
В геологии края он был очень сведущ, работу любил и был на редкость в ней аккуратен. Я много бродил с ним по горам и более спокойного при всяких обстоятельствах и падежного товарища не видал. Он всегда был в одинаково-ровном настроении, никогда не ругался при неудачах и не впадал в отчаяние, когда нам случалось заблудиться в горах.