Наступило молчание. Брат и сестра погрузились на некоторое время в раздумье. Первым заговорил лорд Эмсворт.
— Мы пробовали кормить желудями, — сказал он. — Пробовали снятое молоко. И даже пробовали картофельную кожуру. Но нет, она ни до чего не хочет и дотрагиваться.
Ощутив на своей чувствительной коже взгляд двух мечущих искры глаз, он вдруг пришел в себя.
— Нелепо! Смешно! Глупо! — торопливо произнес он. — Порвать с женихом! Фу! Чепуха! Какие глупости! Я поговорю с этим молодым человеком. Если он воображает, что может тут у меня забавляться с моей племянницей и бросить ее потом даже без…
— Кларенс!
Лорд Эмсворт заморгал глазами. Кажется, получалось что-то не то, но он не мог сообразить, что именно. Ему казалось, что в последних словах он взял как раз верную ноту— сильную, выразительную, полную достоинства.
— А?
— Это Анджела порвала с ним.
— Ах, Анджела?
— Этот Белфорд вскружил ей голову. Вопрос теперь в том, что мы станем с этим делать?
Лорд Эмсворт подумал.
— Надо проявить твердость, — решительно сказал он. — Не допускай никаких глупостей. Не посылай им свадебного подарка.
Нет сомнения, что если бы лэди Констанция успела, она нашла бы и высказала замечание, достойное этого идиотского совета. Но в то время, как слова готовы были сорваться с ее языка, открылась дверь и в комнату вошла девушка.
Это была хорошенькая девушка с белокурыми волосами и голубыми глазами, которые в тихие минуты, самым разнообразным людям, вероятно, напоминали две лагуны, дремлющие под южным небом. Но сейчас была не такая минута. Когда глаза лорда Эмсворта встретились с ними, они были похожи на нечто, вылетающее из кислородно-ацетиленовой паяльной трубки. И он смутился настолько, насколько вообще его могло смущать что-нибудь, что не было его младшим сыном Фредериком. Анджела была, очевидно, чем то взволнована, и ему было жаль ее. Он любил Анджелу.
Чтобы облегчить натянутое положение, он сказал:
— Анджела, дорогая моя, знаешь ты что-нибудь о свиньях?
Девушка засмеялась тем резким, горьким смехом, который так неприятен после завтрака.
— Да, знаю. Вы — свинья.
— Я?
— Да, вы. Тетя Констанция говорит, что если я выйду замуж за Джимми, вы не отдадите мне моих денег.
— Денег? Денег? — Лорд Эмсворт был в некотором недоумении. — Какие деньги? Ты никогда не давала мне взаймы.
Чувства лэди Констанции вылились в звуке, напоминавшем перекаливавшийся радиатор.
— Я думаю, что такая рассеянность с твоей стороны, Кларенс, не что иное, как смешная поза. Ты отлично знаешь, что когда бедная Юлия умирала, она назначила тебя опекуном Анджелы.
— И я не могу тронуть без вашего разрешения своих денег, пока мне не будет двадцати пяти лет.
— Хорошо, так сколько же тебе лет?
— Двадцать один год.
— Так о чем же ты беспокоишься? — удивленно спросил лорд Эмсворт. — Тебе еще целых четыре года ждать, нечего об этом беспокоиться. Сохрани меня бог, деньги в целости! Они в надежных бумагах.
Анджела топнула ногой. Движение— неподходящее для благовоспитанной девицы, но гораздо хуже было бы дать дядюшке пинка этой ногой, как внушали девушке более низменные инстинкты ее натуры.
— Я сказала Анджеле, — пояснила лэди Констанция, — что мы, конечно, не можем ее заставить выйти замуж за лорда Хичэма, но можем, по крайней мере, удержать ее деньги и не дать этому моту, с которым она собирается погубить себя, растратить их.
— Он не мот. У него совершенно достаточно денег, чтобы жениться на мне, но ему нужен некоторый капитал, чтобы войти компаньоном…
— Он — мот. Разве его не посылали за границу, потому что…
— Это было два года тому назад. А с тех пор…
— Моя милая Анджела, ты можешь убеждать сколько хочешь…
— Я не убеждаю. Я просто говорю, что выйду замуж за Джимма, если нам с ним даже придется умирать с голоду в сточной трубе.
— В какой сточной трубе? — осведомился его милость лорд, отрывая свою блуждающую мысль от дум о желудях.
— В любой канаве!
— Но, послушай же меня, Анджела.
Лорду Эмсворту казалось, что разговор ужасающе оживился. У него было ощущение, что он стал беспомощным обломком на волнующемся море женских голосов. Казалось, что и сестре его, и племяннице нужно было сказать очень много, и они говорили и одновременно, и fortissimo. Он с тоской посмотрел на дверь.