И повял я, что граф — Вольтерьянец. Тут же достал граф с полки две книжицы и, давая их мне, сказал:
— Вот их евангелия… Не хотите ли почитать?
— Я, говорю, ваше сиятельство, по французскому не обучен.
А он мне:
— Знаю. Но эта российским языком писана.
И как на лице моем явно появились и страх, и трепет, и отчаяние, то граф милостиво изволил книжечку обратно в шкаф поставить.
— Жаль, жаль, говорит… Это великие мудрецы…
— Да ведь, бога, говорю, они не признают…
— А бога, говорит, и нету. А есть только Разум, великий Разум.
И я подумал про себя: «рече безумец— несть бог»… Одначе, промолчал…»
«…Чудит наш граф, ну и чудит… Давеча, на мосту, идола поставили — Цицерон, говорит… В парке и саду — богинь обнаженных… Не знаешь, куда глаза деть… Сказывает садовник, еще выписан языческий бог Юпитер. О, господи, господи. Ужли такой же голый, как и тот, что в саду стоит?»
«…Заходил управляющий, эконом, пан Ружицкий… Жалуется на графа. Обижен.
— Страдаю, говорит, из-за каких-то паршивых хлопов. Слыхали? Никто не смеет называть их уже хлопами…
— А как же, спрашиваю?..
— Ага!. Как же?!. Они, проше пана, у нас — трудящиеся!.. Землепашцы!.. А!.. Распустил паршивых хлопов, прямо сладу нет. Но, погоди, пан Мархоцький, кругом-то ведь паны с головами! Они тебе покажут землепашцев!.. Да… Покажут!.. Эту заразу сразу нужно прижечь… Уже ездили к губернатору. Очень растроил меня пан Ружицкий. И, правда, сам и по церкви замечаю: пахнет чем-то, да…»
«…Пан граф собрал сегодня сход у себя, перед палацом… И то, и се там говорил, и про Францию много… Вольтера своего все поминал. А потом вдруг так и ляпнул: «знайте, говорит, землепашцы, Иван та Степан с той же глины, что и пан». Так, скажу вам, даже хлопы и те друг на друга посмотрели… и ни гугу. Графу оно ничего, а хлопу не токмо что говорить, а и слушать такие речи небезопасно.
«…Машину печатную привезли… А с нею два немца. Книги, вишь, печатать будем!..»
«…Оглашал, по приказу графа, в церкви манифест: «божьей малостью, мы, граф на Миньковьцах Мархоцький, даруем крестьянам нашим полную волю»… Жидам еще раньше дозволено жить вольно, как и прочим подданным графским. Ицько уже землю приторговывает в нашем Миньковецком королевстве… Ой, и впрямь приходят последние времена».
Вчера забегал Ружицкий.
— Чорт знает, что только не выдумает граф. Приказал по всей границе своего имения поставить столбы с надписью: «граница владений графа на Миньковцах Мархоцького с царем Русским»… Король Миньковецкий… Прямо король!
— Зачем же это, спрашиваю?
— Наполеон, говорит, идет… Так чтобы знал…
— Ужли, говорю, Наполеон наших Чиньковец не видал?
Смеется.
— На графа, наверно, захочет посмотреть! Другого такого на свете, наверно, нет.
Вот так штука… А вдруг, да, правда, Наполеон?!.»
«Так и думал… Наполеон со двенадцатью языки насилу унес ноги из России. В Миньковцы даже не заглянул».
«1814 год, 25 иулия. Сей день требует подробного описания. Пан Мархоцький справлял по случаю окончания полевых работ обжинки. Народу набралось тысячи. Хлопы, т. е. землепашцы, приехали со всех деревень. Паны тоже. Даже из Бердичева были… Купцов понаехало!
Как только кончилась обедня, я пошел и видел всю процессию, ибо и самому пришлось в ней участвовать. Спереди ехал литаврщик на белом коне и бил в литавры. Рядом с ним трубач, одетый в белый суконный плащ с позументами. За ними красная хоругвь. Графские музыканты играли марш. За музыкантами — верхом седой старик с серпом в руках. За ним дивчата в два ряда, в лучших платьях. У каждой в руке — серп, пучок цветов или веточка дерева. Затем опять музыканты и хоругвь. Потом — бабы с серпами в руках и корзинками, наполненными овощами. Потом несколько голубых хоругвь с изображением землепашцев. Потом, в два ряда хлопцы с вилами, цепами и граблями. За ними верхом на серых копях двое трубачей в белых плащах и касках. Играли марш, Потом опять красные хоругви с землепашцами на них. Потом плуги… Триумфальный плуг везли шесть волов с позолоченными рогами, в ярмах золотых и убранных цветами и лептами. На плуге сидел мальчик, сын графа, одетый как пастушок. Потом шла музыка и девушки с гирляндами цветов. Ну, а за ними… Рыдван, весь в коврах… Его везли шесть лошадей, Будто бы Юпитер! У самого трона красивая девушка с серпом. Вокруг трона 12 маленьких девочек в белом, с веночками на голове. Потом ксендзы в попонах с галунами. На рыдване трон, а на троне сам граф Мархоцький в пурпурной тоге, с золотым трезубцем в руках!