— Как вы себя чувствуете? — проревел испуганный голос сверху.
— Как нельзя лучше, — крикнул Маракот в ответ. Но свет мерк. Теперь были тусклые, серые сумерки, быстро сменявшиеся мраком.
— Остановитесь тут! — крикнул наш вождь.
Мы перестали двигаться и повисли на семистах фугах под уровнем моря. Я услышал щелкание выключателя и в следующую минуту нас залил яркий золотой свет, который вылился из каждого из наших боковых окон и посылал длинные, блестящие дороги в окружающую нас водную пустыню. Прижав лица к толстому стеклу, каждый у своего окна, мы смотрели на такие виды, которые никогда не представлялись человеку.
До сих пор мы знали этот слой морской глубины только по тем немногим рыбам, которые оказались слишком медлительными, чтобы избегнуть нашего неуклюжего невода, или слишком глупыми, чтобы ускользнуть от бредня. Теперь мы видели удивительный водяной мир, каким он был на самом деле. Если целью творения было создание человека, то странно, почему океан настолько населеннее земли. Мы уже прошли поверхностные слои, где рыбы или бесцветны, или же настоящей морской окраски, ультрамариновые сверху и серебристые снизу. Тут ясе были существа всех возможных окрасок и форм, какие только существуют в море. Хрупкие Leptocephalus или личинки угрей проносились мимо, как полоски блестящего серебра в сверкающей дороге света. Медленные, змеевидные мурены, миноги морских глубин, извиваясь, проплывали мимо, или черный рогозуб, весь состоящий из острий и рта, глупо разевал пасть на наши выглядывавшие лица. Иногда мимо проплывала, глядя на нас жутними человеческими глазами, коренастая каракатица. Иногда всей картине придавала прелесть, похожая на цветок, кристально-прозрачная форма морской жизни cystoma или glaucus. Огромный саranx или прямун бешено снова и снова бросался на наше окно, пока его не затемнила тень семи футовой акулы, и он исчез в ее раскрытой пасти. Доктор Маракот сидел, как зачарованный, держа на коленях книгу для записей, внося свои наблюдения и бормоча монолог научных толкований.
— Что это такое? Что это такое? — слышал я. — Да, да, Chimoera mirabilis, такая же, как найденная Майкелем Саре. Боже мой, вот lepidion, но насколько я могу судить, — новый образец. Обратите внимание на этого macrurus, мистер Хедлей. Окраска его совершенно другая, чем та, что мы получаем в сети.
Он был смущен только один раз. Это случилось, когда мимо его окна, сверху, с очень большой быстротой, промчался длинный, овальный пред мет, оставивший за собою трепещущий хвост, который растянулся так далеко над нами и под нами, как только мы могли видеть. Сознаюсь, что я был так же поражен, как и доктор, и разъяснил эту тайну Биль Сканлан.
— Этот олух, Джон Симней, пустил наверно свой лот рядом с нами. Похоже на шуточки… чтобы мы не чувствовали себя одинокими.
— Конечно! Конечно! — хихикая сказал Маракот. — …новый вид, мистер Хедлей, с хвостом, как струна рояля, и лотом в носу. Но им же нужно измерять глубину, чтобы остаться выше рифов, глубина которых обозначена. — Все хорошо, капитан! — крикнул он, — можете опустить нас вниз.
И мы стали спускаться вниз. Доктор Маракот потушил электрический свет, и все кругом снова погрузилось в полный мрак, за исключением светящегося измерителя глубины, который тиканьем отмечал наше постепенное опускание. Чувствовалось легкое покачивание, другое движение мы едва ли ощущали. Только эта движущаяся рука на циферблате говорила нам о нашем ужасающем, непостижимом положении. Теперь мы были уже на глубине тысячи футов, и воздух стал заметно тяжелый. Сканлан смазал клапан воздушной трубы, и дело пошло лучше. На полутора тысячах футов мы остановились и качались среди глубин океана. Тут наши огни засверкали снова. Мимо пас прошла какая-то огромная темная масса, но мы не могли решить, была ли это меч-рыба или акула глубоких вод, или же чудовище неизвестной нам породы. Доктор поспешно закрыл свет.
— Тут скрыта для нас главная опасность, — сказал он, — на глубинах есть существа, против натиска которых эта оправленная в сталь комната так же не могла бы устоять, как улей перед носорогом.