Там все было аккуратно. Шкаф возле камина старательно заперт. Эми торопливо вернулась в кухню и схватила ящик с инструментами. Долото и молоток! А как же шум? Он проснется и придет сюда. Тем лучше! Пусть слышит, пусть видит! Пусть испытает все страдания…
Войдя в комнату, Эми заперла дверь и задвинула засов. Она тронула засов и улыбнулась. Отец запирался в этой комнате со своими деньгами, чтобы быть совсем спокойным.
Эми поспешно прошла к шкафу. Трах! Трах! Молоток колотил по долоту, гремел на весь дом. Можно было бы разбудить мертвого! Ах, если бы она только могла разбудить мертвого. Эми все сильнее ударяла молотком. Это облегчало: ударять, разрушать!
Вот! Она рвала дверь руками, похожими на когти, пока створка не поддалась с громким треском.
Большая часть пакетов была в камине, когда она услышала за дверью шаги отца.
— Кто там? — закричал Амос Болт, всей своей тяжестью напирая на дверь.
Она громко и насмешливо рассмеялась в ответ:
— Пойди, посмотри на человека, которого ты убил. Пойди, посмотри!
— Эми! Эми! Что ты делаешь?
В голосе его были ужас и отчаяние. Она снова рассмеялась и стала торопиться со своим делом. Верхняя полка была опустошена, шуршавшие бумажки высокой грудой лежали в камине. Эми зажгла спичку..
— Они горят! Они горят! — крикнула она Амосу. — Все деньги, которые ты копил. Пылают в камине. Тысячи фунтов. Ты слышишь, как они трещат? Слышишь?
— Ах, ты, сука!
Она едва узнавала его голос. Он был ужасен, как голос сумасшедшего.
Снова и снова бросался он на дверь. Эми выхватывала из шкафа бумаги и кидала их в огонь, все эти акции, закладные, рассчетные книги, все! Последним она схватила мешок с золотом, развязала его и высыпала сверкающие монеты в самое пламя.
— Разбивай дверь! — кричала она. — Разбивай! Только денег ты уже не спасешь! Они ушли! Навсегда! На плату доктору! Доктору, которого ты не хотел позвать. — Она тряслась от истерического смеха. — Хи-хи-хи! На плату доктору.
Трах! Амос Болт схватил кухонную сечку. Ей надо торопиться! Часть плотной бумаги плохо горела. Она руками вытащила ее из огня, разорвала на мелкие куски и снова бросила в огонь.
Удар за ударом в дверь. Щепки летели в комнату и Эми увидела просунувшуюся сечку.
Потом оторвался большой кусок дерева, открывая безумное лицо и руки Амоса Болта, рвавшие и ломавшие.
Она поднялась от камина и крикнула ему:
— Взгляни! Каждое пенни, каждая бумага! Все твои любимые деньги! Я хотела бы, чтобы ты сам был в этом огне, горел, горел бы!
Руки Амоса пытались через проломанное отверстие достать засов. Она насмешливо смотрела на него.
— Скорей! Торопись! Ты еще можешь собрать пепел. Он стоит тысячи фунтов! Скорей! Скорей!
Потом она распахнула окно и бросилась во мрак ночи.
ДРАМА В МЬЮЗИК-ХОЛЛЕ
Рассказ Берты Рек
Иллюстрации В. Гейтленда
От редакции. Легкий налет несвойственной современной русской литературе сентиментальности, мягкой дымкой обволакивающий последний, только что напечатанный в Лондоне рассказ одной из самых популярных в Англии писательниц, Берты Рек, не уничтожает основных достоинств рассказа: яркой и свободной и в то же время чрезвычайно сжатой формы изложения, громадной напряженности действия. Рассказ заставляет задуматься над затронутыми как будто вскользь настроениями быта современной Европы: над непомерной тяжестью наказания, невозможностью католического развода, положением «белых рабынь» и т. д. Очаровательно написана фигура незаурядной молодой женщины, вышедшей, по терминологии Запада, «из подонков общества*.
Может быть вы видели «Танцовщицу с веером»», выставленную в парижском Салоне молодым американский портретистом Рикманом Дэвис? Его картина, изображающая девушку, которая держит, закинув назад руки, огромный, красный веер из перьев и сама кажется ручкой этого веера из слоновой кости, — про картину эту на выставке все говорили. Отчасти из-за живости и мастерства изображения, отчасти потому, что это полотно с первого взгляда было приобретено самим мосье Бертэном, знаменитым директором знаменитого мьюзик-холля, где выступала эта танцовщица.
Картина эта позднее стала иллюстрацией к истории, взволновавшей весь Париж. Вот эта история…
Это было после антракта. «Тринадцать. Консуэло. Танец веера». гласила афиша.
Слева и справа от сцены выскочили огромные золотые «13», оркестр заворковал прелюдию и…