сторгомъ благодарности, что преступ-( о ковы и по. \о к ;ы ихъ разрушены въ одно благословенное небомъ мгно-Привяѵы'і мѣры осторожности вскорѣ остановили всѣ дѣйствія бун-кь ихъ рядахъ уже господствовало безначаліе, коего ужасами угрожали отчеству; яростнѣйшіе продолжали отличаться убійствами, какь видно изъ мпогихъ показаній, наконецъ подтвержденныхъ ь признаніемъ, стрѣлялъ изъ пистолета п смертельно идорадошіча, въ ту самую минуту, когда онъ явился бманутыхъ воиновъ, чтобы образумить іолгу: ’і Кпязь Евгеній Оболенской также ранилъ Тиѵь, какъ утверждаетъ, только ударить лошадь, чтобы же, по словамъ Князя Одоевскаго *), р\зѵ Стюрлера, и но томъ бросая пистолетъ сказалъ: до-/ Опъ же ранилъ Свитскаго Офицера
■•аімк>, представилъ Коммиссіи пулю найденную въ тѣлѣ столетшіл.
(Штабсъ-Капитана Гастефера) кинжаломъ. Князь Щепинъ первый далъ солдатамъ приказаніе стрѣлять, и въ семъ безпорядкѣ ранено нѣсколько рядовыхъ и Полковникъ Велліо. Наконецъ Кюхельбекеръ (Вильгельмъ) дерзнулъ обратить оружіе на Великаго Князя МИХАИЛА ПАВЛОВИЧА: матросы Гвардейскаго Экипажа, съ коими онъ стоялъ, 30 31) и въ волненіи мятежа устрашенные симъ покушеніемъ злодѣйства, отвели пистолетъ его. Кюхельбекеръ однако же увѣряетъ, что онъ не хотѣлъ совершить удара, а притворно согласился па сіе по вызову Ив. Пущина для того, чтобы не допустить къ сему другихъ, и зная, что пистолетъ его измоченный снѣгомъ не могъ бы выстрѣлить, въ доказательство прибавляетъ, что послѣ онъ мѣтилъ тѣмъ же пистолетомъ въ Генерала Воинова и пистолетъ осѣкся а).
Но изъ людей, кои были душою заговора, или обѣщали принять Главное Начальство надъ вовлеченными въ обманъ войсками, явился на сборномъ мѣстѣ одинъ Якубовичъ, и не падолго, по условію ли съ Булатовымъ, или, какъ онъ показываетъ, по чувству вины своей и безразсудности, онъ вскорѣ оставилъ мятежниковъ. Булатовъ былъ на площади, но только зрителемъ, хотя выходя изъ дома и заряжая пистолеты, говорилъ: можетъ быть увидятъ, что есть и въ Россіи Бруты и которыхъ (въ
чемъ признается откровенно,) зналъ только по именамъ. Князь Трубецкой скрывался отъ своихъ сообщниковъ: онъ спѣшилъ въ Главной Штабъ присягать ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, думая сею готовностію загладить часть своего преступленія, и по тому, что тамъ соумышленники не могли найти его; ему нѣсколько разъ дѣлалось дурно; онъ бродилъ весь день изъ дома въ домъ, удивляя всѣхъ встрѣчавшихъ его знакомыхъ; наконецъ пришелъ ночевать къ свояку своему, Посланнику Двора Австрійскаго, откуда по Высочайшей волѣ ВАШЕЙ истребованъ Графомъ Нессельро-домъ. Рылѣевъ, какъ онъ самъ говоритъ, увидѣвъ, что нѣтъ Князя Тру-бецкаго на площади, поѣхалъ искать его и не возвращался. Поступки Батенкова въ этотъ день были почти такіо же: онъ проснулся съ мыслію о своемъ будущемъ величіи, какъ Члена Верховнаго ; конецъ мечтамъ
полоокила повѣстка о присягѣ. Еще нѣсколько времени онъ старался узнать, что происходитъ; искалъ Александра Бестужева, Рылѣева, который ему сказалъ, что Офицеры одной Батареи Гвардейской Артиллеріи возмутясь ѣздятъ съ орудіями но городу; сія ложная вѣсть его поразила, и онъ также спѣшилъ присягнуть, забывъ о планахъ для перемѣнъ въ Государствѣ, о славѣ быть въ числѣ Правителей, и желая , чтобы скорѣе переловили
бунтовщиковъ. Однако жъ вечеромъ, когда уже тишина и порядокъ были повсюду возстановлены, онъ заѣхалъ къ Рылѣеву, и не входя, а заглядывая въ комнату, спрашивалъ: ну! что? Иванъ Пущинъ, бывшій тутъ съ нѣкоторыми другими изъ бѣжавшихъ съ Сенатской площади мятежниковъ, оборотился къ нему до половины и сказалъ въ отвѣтъ: вы полковникъ, вы-то что? Увидѣвъ его и Барона Штейнгеля Батенковъ скрылся, 32) и въ теченіи двухъ недѣль, полагаясь на краткость своихъ сношеній съ Членами Тайнаго Общества, надѣялся избѣжать подозрѣній Правительства: даже при началѣ допросовъ, онъ долго увѣрялъ, что намѣренія заговорщиковъ были ему весьма несовершенно извѣстны; что онъ «читая ихъ невозможными въ исполненіи, почти не обращалъ на нихъ вниманія; что чувствуетъ себя виновнымъ въ однихъ нескромныхъ словахъ и дерзкихъ желаніяхъ: но множество уликъ и можетъ быть упреки совѣсти наконецъ превозмогли притворство; онъ полнымъ искреннимъ признаніемъ утвердилъ свидѣтельства другихъ 32). Всѣ прочіе, больше или меньше участвовавшіе въ мятежѣ и вообще въ замыслахъ Сѣверной Думы, показывая другъ на друга, сдѣлались вскорѣ извѣстны Коммиссіи, немедленно отъисканы и представлены къ допросу 32); нѣкоторые сами отдались подъ стражу. Между сими послѣдними, Полковникъ Булатовъ. Сей человѣкъ странный и несчастный, давно изнуряемый внутреннею неизлѣчимою болѣзнію, умѣвъ съ самаго начала почувствовать и беззаконность, и безрасудность предпріятія своихъ сообщниковъ, даже рѣшительно отклонившись отъ содѣйствія и восхищавшись, какъ онъ сказываетъ, распоряженіями ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА 14-го Декабря, вдругъ на слѣдующій день, когда и яростнѣйшіе начинали признавать вину свою, предался какому-то неизъяснимому бѣшенству. Мысль, что его именемъ завлеченъ въ заблужденіе и погубленъ любившій его полкъ, (Лейбъ-Гренагерской), нелѣпая сказка, распущенная легкомысліемъ или зложелательствомъ, что всѣ рядовые бывшіе на площади обречены смертной казни, совершенно омрачили его умственныя способности. „Въ семъ состояніи, говоритъ онъ въ писмѣ къ Б г о Высочеству Великому Князю МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, я пришелъ въ „Главный Штабъ къ присягѣ: мое воображеніе смутилось; голова пылала; „мнѣ казалось, что отвсюду течетъ кровь моихъ любезныхъ сослуживцевъ, „и когда вкругъ меня клялись въ вѣрности ГОСУДАРЮ, я поднялъ руку, „поцѣловалъ крестъ, съ ужасною клятвою въ сердцѣ: умертвить его. Всякъ, „увидѣвъ мое имя на присяжномъ листѣ, узнаетъ въ немъ подпись злодѣя". Онъ однако же не былъ злодѣемъ, по крайней мѣрѣ закоренѣлымъ: вол-нѳніѳ страстей скоро въ немъ затихло; онъ началъ удостовѣряться въ лживости дошедшихъ до него слуховъ; наконецъ пришелъ во дворецъ, былъ допущенъ къ ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ и первый взглядъ ВАШЪ обезоружилъ его. Съ сей минуты, до того времени, когда новый припадокъ прежней болѣзни лишилъ его силъ и жизни (19 Генваря сего года), онъ безпрестанно терзался воспоминаніемъ своего страшнаго, дотолѣ никому неизвѣстнаго умысла, воспоминаніемъ самыхъ знаковъ оказаннаго ему милосердія; но утолялъ муку совѣсти признаніями, совершенно добровольными, ибо онъ даже не былъ допрашиваемъ, и умирая, смѣло завѣщалъ участь дѣтей Монарху, на Коего мыслилъ поднять руку.
31
Пущинъ на вопросъ Кои миссіи отвѣчалъ, что это ложь. Бывшіе тутъ нижніе чины говорятъ, что Кюхельбекеру указывалъ ва Великаго Князя не Пущинъ, а Порутчнкъ Цебриковъ, но п онъ не признается въ томъ.
*) Такъ разсказываетъ Штейнгель.
32
Одно изъ своихъ письменныхъ объявленій Боммнссіи онъ начинаетъ сими словами: Дабы не умереть нося въ душѣ преступную тайну.
г) Большая часть въ Петербургѣ; Кюхельбекеръ, бѣжавшій послѣ первыхъ пушечныхъ выстрѣловъ, въ Варшавѣ; немногіе въ Москвѣ; въ томъ числѣ Баронъ Штейнгель, который выѣхалъ отсюда 22-го Декабря.