Лес жил, дышал, говорил и шумел. Иногда успокаивающе, иногда угрожающе. Тряс ветками, словно в укор нам, посмевшим нарушить его покой, пугал звуками и иногда слишком резко наступающей тишиной. Лишь на мгновение, но мне казалось, что я оглохла, и сердце испуганно подпрыгивало к горлу, глаза распахивались и искали Стаса. Он сидел у костра, шевелил угли, подбрасывал кое-какие дрова, которые смогли найти в лесу, и нес свой караул. И я снова прикрывала глаза. До следующего шороха, который покажется мне слишком близким или громким… И снова взгляд впивается в темную лесную чащу. И от страха мерещится, что деревья двигаются, что между ними светятся чужие глаза, ветер доносит чей-то смешок… Но стоит моргнуть и все прекращается. Я будто с ума сходила от страха. И не могла уснуть, загоняя себя все дальше в паутину придуманных ужасов. Когда вдалеке послышался волчий вой (которого я и опасалась больше всего), я не выдержала, подскочила с нагретого места. Людмила что-то сонно проворчала, перевернулась на другой бок, натянула плед по самую макушку и довольно засопела. Я же посеменила к Стасу.
— Чего, не спится в лесной чаще? — понимающе улыбнулся он. От былого раздражения или злости, которые в последнее время чаще всего доставались мне, не осталось и следа.
— Кажется, я схожу с ума, — нервно улыбнулась и присела рядом на какую-то деревяшку, — видится всякое, да и слышится — тоже.
— Да, меня тоже это беспокоит. Отчего-то лесной дух нас не рад видеть. Недоволен. Не гонит нас, но проверяет. Знать бы, что ему так не понравилось…
— То есть мне не мерещится? — сдавленно прошептала и поежилась. Затравленно огляделась и вздрогнула, когда заметила, как огромное дерево, не издавая ни звука, семенит на огромных корнях в нашем направлении. Ветки бесшумно покачивались в такт каждому его шагу, с корешков на землю опадали комья земли, но лес звучал обычно, не выдавая странностей, которые тут творились.
— И-и-и, — шепотом пропищала я и метнулась к Стасу. Оглядываясь на чудище лесное, чуть не столкнулась с сидящим по ту сторону костра Стасом.
Запнулась о какую-то ветку и рухнула на колени перед парнем. Видимо, мой ошалелый взгляд и глаза на выкате были достаточным поводом для решительных действий. Ворча под нос, он поднял меня, усадил на свое место, всунул в руки чашку с чаем. Присел на корточки напротив и заглянул в глаза.
— Кнопка, бояться нечего, — как с маленькой разговаривал со мной, — мы чем-то ему не приглянулись. Или же наоборот, слишком приглянулись, оттого он и шалит. Возможно, ему не понравилось, что вы в лесу скандал затеяли, покой его потревожили своей враждебностью, вот он и безобразничает. Кнопка, он вреда ведьмам светлым не причиняет. Балуется иногда, но не больше. Если бы был зол на нас, то ни к ключу не дал добраться, ни на поляну эту не вывел, да и вообще, вышвырнул бы нас уже из леса своего. Ты посиди тут, я попробую с ним поговорить, успокоить. По сторонам не гляди, за огнем наблюдай.
Стас поднялся, с хрустом потянулся и, уже разворачиваясь, прошептал:
— Он завораживает!
«Нет, нет, нет, только не оставляй меня одну», — хотелось заорать. Но зубы словно смолой склеило. Может, это последствия страха, но в итоге, я лишь взглядом проводила высокую гибкую фигуру парня, пока он не скрылся из виду. Руки грела чашка с травяным чаем, лицо опаляло волнами горячего воздуха, исходящих от пляшущих языков пламени. А Людмила дрыхла. Похрапывала во сне, причмокивала сладко и горя не знала. Вот что за человек?! Спит в лесу на лапнике так, словно на шелковых простынях в царских покоях устроилась. И вот я даже себе не могла объяснить, почему даже ее крепкий сон (в то время, как я не могу глаз сомкнуть, а лес вокруг ходуном ходит в прямом смысле) раздражает меня до зубовного скрежета. Скорее бы до деревни ее добрались.