— А если не напрасно? Сегодня нас пятеро. Завтра будет больше.
— Ну, так что же?
— Батька, давно ты перестал верить вот в это?
Дема вскинул рукой, и на ней увидел Мартын мозоли и прилипшую смолу.
— Не выдержишь, Дема. Поверь отцовскому слову! Впятером чего добьешься? Да и какие это твои пролетарии, соответственно? С ними, Дема, каши не сваришь. А ты вот что, Дема, учиться поезжай. Инженером будешь, соответственно. Тогда какой заво-о-од построишь!
Дема помолчал и ответил:;
— Уеду. Вот только артель поставлю. Еще недельку дай сроку.
Переглянулись оба. Видит Дема — искренно говорит батька. Посмотрел тот — поддался Дема. А самому нелегче. Знает Мартын, что впереди предстоит до-дна испить чашу житейской горечи. Не лучше ли сейчас разрубить узел? А Дема опять виновато оправдывался в чем-то:
— Ладно, батька. Первый раз отступаю. Легче было на фронте воевать, чем вот здесь, в болоте.
— Вот то-то и оно… Не всю-то жизнь по гладкой дорожке итти. Встретишь и овраги, и ухабы. И мало ли тут нашего брата увязло!
— А все-таки, батька, все-таки…
Дема не договорил. Вертевшаяся в голове мысль не поддавалась. В этот момент с заднего крыльца послышался громкий раздраженный голос хозяйки:
— Чего уселся? Как путный тоже, разговор завел с разбойником!
Сзади Домны, заложив руки в карман, злорадно усмехаясь, стоял Яков Григорьевич. А сама Домна еще громче:
— Таких мерзавцев в шею надо гнать со двора. А он, на-кось, тары-бары развел. У-у, ирод этакий!
Мартын встал, поднял руку:
— Домна…
— Молчи уж, не разевай кадык!
— Домна, замолчи!..
— Кто? Я — замолчи? В своем доме молчать? Довольно уж, намолчалась.
— Домна, с цепи, что ль, сорвалась?
— У, бесстыдник! Что я по-твоему — пес какой-нибудь? Спасибо, женишок, спасибо! Отблагодарил ты меня за хлеб, за соль, за, мою любовь…
— В чем дело? Домна?
— Ишь, дитем притворился! Ничего не понимает. Вон, этот выродок твой, дочиста ограбить нас хочет, последнюю рубашку снять!
Шаг за шагом, Мартын Петрович подвигался ближе к крыльцу. Он занес было ногу на нижнюю ступень, да так и остался.
— Вон отсюда! Убирайся! Убирайся! Знать тебя не хочу!
Домна повернулась и захлопнула за собой дверь. На крыльце остался один Яков Григорьевич. Он стоял в той же злорадно-торжествующей позе.
— Почтенному исполкомщику! — Яков Григорьевич снял шляпу. — Каково? Вот так баба! Хи-хи-хи! Положеньице! Ась?
Подошел Дема и взял отца под руку.
— Пойдем, батька.
— Нельзя же так… Ах она… сволочь…
На крыльце не унимался Яков Григорьевич. Он с хихиканьем приседал, качался, подбоченивался.
— Величайший скандал! Необыкновенное происшествие, хи-хи-хи! Грядите, честная публика, на сие великолепное зрелище!
— Замолчи, болван! — крикнул ему Дема.
— А, новый хозяин. Мое почтение! Хи-хи-хи! Утешаете папашу?
— Дурак.
— Еще бы! Это вот вы, умные люди… Куда нам до таких, умников!
Мартын Петрович рванулся из рук Демы:
— Пусти, я с ним разделаюсь!..
Дема еле сдержал буйный порыв отца.
Вернулись с обеда пильщики. В воротах один из них не успел потушить цигарку. С руганью и матерщиной набросился на него Яков Григорьевич:
— Хам! Порядку не знаешь, голопузый чорт! Лесопилку отняли да еще дом спалить?
Рабочие спокойно шли своим чередом, только один отозвался:
— Эй, петух, чего расхорохорился?
Яков Григорьевич не унимался. Тогда самый молодой из пильщиков вскочил на крыльцо, и не успел прежний хозяин скрыться за дверью, как сильные руки схватили его за шиворот и потащили с лестницы. Он заорал благим матом. Отворилась дверь, выглянула Домна Никаноровна.
— Ой, батюшки! Караул! Человека убивают!
А сама поспешно скрылась за дверью. Дотащив прежнего хозяина до ворот, молодой пильщик, под общий хохот своих товарищей, толкнул его коленкой под зад, и несчастный Яков Григорьевич кубарем полетел в канаву.
Смеялись рабочие, смеялся Дема, и даже Мартын Петрович улыбнулся. Улыбнулся и взглянул на сына с таким видом, как будто просил прощение за прошлое. И не словами, а лучше всяких слов сказал этим взглядом отец своему сыну.
— Я весь, весь твой!
Дема спокойно проводил отца до переулка.
— Революция, батька, на-ча-лась. Посмотрим, что будет дальше. Уж очень мне некогда. Ужотка забегу к тебе. А ты не волнуйся…
— Зачем… Брось… Не надо…
Мартын Петрович незаметно смахнул невольно налетевшую слезинку, и торопливо зашагал вдоль пустынной улицы.