Все солдаты объединяются в земляческие группы. Этот принцип стадности очень прослеживался во всех подразделениях. Причём у солдат, призванных с Кавказа и Средней Азии, он выражен ярче. Так и мы создали свою киевскую группу. Но противопоставить себя азиатским группам она не могла. Поэтому нам доставалась самая грязная, самая чёрная работа, поэтому, наверное, никто из нас не был ни каптёрщиком, ни поваром, ни хлеборезом. Может быть, это связано с отсутствием практицизма в славянской душе.
Так или иначе, я принял решение «завязываться» на медицинском пункте. Имевшиеся за плечами полтора года обучения в медицинском училище давали на это основание. Появившиеся новые друзья-киевляне Пашка и Виталик подталкивали меня к этому. А в медпункте можно заниматься любимым делом. Плюс всегда тепло, уютно и есть излишки еды.
В конце января тамошний санинструктор предложил прокатиться по вечернему Харькову, чтобы посмотреть город. Мол, главное — симулировать аппендицит, а там машина-санитарка в нашем распоряжении и пару часов можно будет кататься по городу, а если повезёт — познакомиться и с девушками. Для чего…? Не имело смысла… Но идея оказалась занятной, и я готов был пожертвовать собой ради общего блага. В приёмном покое медицинского пункта прошло всё успешно. Даже температура подпрыгнула до 37,5. Но, когда вопрос стал о погрузке в санитарку, все планы о приключениях перебил старший машины, которым оказался дежурный по автопарку — прапорщик С. Деваться было некуда. Машина заведена, прапорщик занял место старшего автомобиля. Пришлось ехать в госпиталь. Олег — санинструктор успокаивал меня тем, что теперь можно будет отдохнуть некоторое время от службы. Я же беспокоился за свой живот ещё больше, так как подобным образом не хотел зарабатывать себе на отдых.
С жадностью мы всматривались в огни вечернего Харькова и представляли, как могли бы провести время без старшего.
Долго и тщательно хирург расспрашивал меня о моих жалобах, собирая анамнез моего заболевания. Затем внимательно пальпировал мой живот, заставляя принимать разнообразные позы и положения. Я волновался и путался с характером болей, сбивчиво поясняя об их мигрирующем характере. Но когда вопрос стал о немедленном проведении операции, все жалобы улетучились.
Пять дней я «мужественно» пролежал в лазарете, исполняя роль выздоравливающего пациента. Сдавал анализы, измерял температуру тела, ловил на себе сочувственные взгляды окружающих. Но дело шло на поправку, и вскоре меня выписали. История закончилась успешно. Я немного отъелся на дополнительных харчах. Но во взводе это не нашло поддержки и я услышал в свой адрес новый эпитет «Косарь». Ежедневный груз забот взвалился на мои плечи с удвоенной силой. В армии не принято болеть, даже по-настоящему, так как твои обязанности будут выполнять здоровые за то же время и ту же оплату.
Работы во взводе охраны было много. Что мы охраняли, я так и не понял. По логике объектом охраны мог быть учебный аэродром. Но в караул по аэродрому солдат не брали. Руководством училища вся ответственность была возложена на курсантов. Большую часть времени мы проводили на каких-то стройках, в частных домах, подвалах. По вечерам же загружали мусоровозки. Это было самое грязное и неприятное занятие, выполнение которого «доверяли» солдатам-новобранцам.
Зима, вечер, с темного неба падает хлопьями снег, а ты стоишь по колено в отходах, из которых поднимается пар, и грузишь лопатами, а иногда и руками всё это в машину. Одежда пропитывается какой-то мерзкой влагой, мусор западает в карманы бушлата, сапоги, и даже в портянки и в шапки. От мусора тошнит и кружится голова. С крыши мусорки за работой наблюдает улыбающийся сержант, лениво выкуривающий сигарету за сигаретой и периодически подгоняющий нас: «Быстрей-быстрей, духи, холодно!»
Мама во время приезда на присягу ободрила меня: «Скоро попадёшь, сынок, в спортроту и всё будет в порядке!» Я не верил, но тренировался. В пэ/ша и в кирзовых сапогах наматывал километры по асфальтированному училищному кругу в часы, отведённые для просмотра программы «Время». По дороге обгонял одетых в спортивную форму офицеров, курсантов. От бега в сапогах сбивались портянки и стопы покрывались мозолями. Но идея была выше. Ничто не могло остановить: ни насмешки окружающих, ни отсутствие сменной одежды, ни голодный рацион, ни отсутствие горячей воды, и постепенно я довёл свой ежедневный километраж до двадцати километров.