Бейли был так любезен, что сообщил японцам и о намерении «Варяга» идти на прорыв.
Вернувшись на корабль, Руднев приказал собрать всех офицеров в кают-компании.
— Господа! — обратился он к ним. — Не буду скрывать от вас всю тяжесть нашего положения. Адмирал Уриу требует, чтобы мы покинули порт. Иначе он нас атакует на якорной стоянке. Я хотел бы услышать ваше мнение.
— Позвольте, Всеволод Федорович, а корабли дружественных нам держав?
Руднев ответил как отрезал:
— Пальцем не пошевелят! Итак, я жду.
Высказывались по чину и выслуге, начиная с младшего… И все сошлись на одном — прорываться. Закончил старший офицер капитан второго ранга Степанов.
— Если останемся в порту, шансов на спасение никаких. Значит, надо атаковать неприятельскую эскадру первыми. В случае же неудачи вести бой до последнего.
— Спасибо, господа. Иного не ждал. — Руднев поднялся, давая понять, что совещание окончено. — Прошу в предстоящем бою каждого офицера быть примером исполнения долга для низших чинов. Уверен в каждом, как в самом себе. Прошу разойтись по боевому расписанию.
Но прежде чем команда стала готовиться к бою, просвистали на обед. И только после обеда выстроили команду на верхней палубе. Ветер трепал длинные ленты матросских бескозырок, топорщил воротники с белыми полосками по краям — за Гангут, Чесму и Синоп — славу русского флота. Можно ли ее посрамить?
— Никаких разговоров о сдаче не может быть! Мы не сдадим крейсера и будем сражаться до последней возможности! Исполняйте свои обязанности точно, спокойно, не торопясь, особенно комендоры, помня, что каждый снаряд должен нанести вред неприятелю!
Говорить капитан первого ранга кончил под крики «ура!», каких не слышал «Варяг» даже во время императорского смотра в Кронштадте.
…Стрелки швейцарских часов замерли на 11 часах 10 минутах. Руднев оставался спокоен, как мог быть спокоен человек, твердо решивший все для себя.
— Все наверх, с якоря сниматься!
Загремела цепь. Двупалый якорь с размаху вошел в клюз, вниз полетела налипшая на нем морская живность, бурые водоросли.
— Малый вперед!
Под броневой палубой две смены кочегаров принялись скармливать прожорливым топкам первые тонны угля. Разгоняя загустевшую смазку, дернулись поршни паровых машин. Шатуны, изломавшись в суставах-подшипниках, навалились на вал. Оборот. Еще оборот. Алчно зачавкали сальники. Двухметровые бронзовые лопасти винта врубились в застоявшуюся воду, стянутую масляной пленкой. Пошли! Позади, в полутора кабельтовых, в струе крейсера держался «Кореец».
На соседних кораблях грянуло «ура!». Французы на «Паскале» обвисли на леерах. На корме, сверкая звонкой медью, оркестр играл русский гимн.
— Каково, Всеволод Федорович! Так недолго и крейсер перевернуть. — В глазах Беренса чуть приметно дрожала легкая насмешка. Было в этом ликовании на «Паскале» что-то чрезмерное, вызывающее иронию. Будто «Варяг» выходил не на бой с превосходящими силами противника, а выкатывался на увеселительную прогулку.
— Что поделаешь, Евгений Андреевич, французы — народ темпераментный. Будем снисходительны к ним. Это от искренности. Кстати, что они кричат, не пойму?
— Желают нам удачи.
— Удачи? Это хорошо. В нашем положении и удача пригодится. Вот и «Тэлбот».
Беренс подкрутил окуляры бинокля и увидел ровные шеренги выстроившихся на палубе английских матросов.
— Если не ошибаюсь, на переднем мостике сам коммодор Бейли…
Бейли был в своей каюте, когда ему доложили о движении русских. Коммодор вскинул брови, сказал не без удивления:
— Я полагал, что господин Руднев более благоразумен. Лезть на противника, который впятеро сильнее… Да к тому же быть скованным в маневре… Здешний фарватер узкий, как клистирная трубка, камни и мели… Прикажите построить команду. Оркестр на бак. Придется проводить этих самоубийц.
Внутренними трапами Бейли поднялся на мостик. Старший офицер почтительно докладывал в спину:
— У итальянцев и французов — всеобщий восторг. Провожают русских как на распятие.
— Распятие? Надеюсь, в этом случае обойдется без воскрешения.
Офицеры на мостике сухо приветствовали командира. Бейли в кают-компании не жаловали: коммодор был неплохим моряком, но ему не хватало хороших манер. Лоск его был напускной, только-только прикрывавший невоспитанность. Лет сорок назад он не поднялся бы выше звания лейтенанта. Но сейчас иные времена: адмиралтейству нужны хваткие, грубые моряки, напоминающие «джентльменов удачи» времен адмирала Дрейка. Впрочем, догадываясь об отношении к себе большинства офицеров, Бейли платил им той же монетой.