Оказывается, я упал с кресла. Стонброк лежал на прежнем месте и, казалось, не дышал. Тихонько подойдя к сейфу, я вынул излучатель и положил его в чемодан.
Вахтер спал, уронив голову на служебный телефон. Я завел свой «джип» и не спеша поехал по пустынному шоссе.
Через три часа я подъехал к зданию конгресса. Солнце уже взошло, и в его розовых лучах даже этот каменный урод смягчил свои неловкие и резкие черты.
Я достал излучатель, расфокусировал антенну, нажал кнопку «Пуск» и направил невидимый луч на здание конгресса…
Сейчас я сижу на капоте «джипа» и слушаю рев двух тысяч младенцев, курю сигарету и смотрю на солнечный восход. Меня скоро заберут, но страха и сожаления нет. Я спокоен.
Хочется только, чтобы хоть кто-нибудь из этих малышей попал в класс к тому старому учителю, у которого было когда-то три радости в жизни… Он не сделает их конгрессменами, зато сделает из них людей. Сам я на эту роль не гожусь: в школе нас учили только считать…
Адам ХОЛЛАНЕК
ЕГО НЕЛЬЗЯ ПОДЖИГАТЬ
Некий Дюпрэ, всю свою жизнь занимавшийся химией, изобрел огонь настолько быстрый и всепожирающий, что нельзя было ни убежать от него, ни погасить его… Когда стало ясно, что один человек с помощью своего искусства способен уничтожить целый флот или сжечь город, причем не в человеческих силах помешать этому, король запретил упомянутому Дюпрэ разглашать свой секрет и вознаградил его за молчание И хотя король вел в то время войну, полную неудач, он боялся умножить человеческое горе и предпочитал бедствовать сам Дюпрэ умер и, видимо, унес в могилу свою зловещую тайну.
Майское солнце в десять утра стоит уже высоко, но Юлии зябко. Она сидит у открытого окна и расчесывает свои длинные белокурые волосы магнитным гребнем тот мгновенно и безотказно завивает их в мелкие локоны.
Солнце греет так слабо из-за множества пятен, которые покрывают его словно язвы «Больное Солнце» — так именуют это газетчики. Пресса сообщает о панике среди астрофизиков они полагают, что немалую часть излучения крадет у нашего дневного светила некое неизвестное ранее небесное тело. Этот космический грабитель назвали «Антисолнцем»; вероятно, он существовал всегда, просто раньше был менее активным. Настоящий космический рак. Никому не известно, сожрет ли он Солнце полностью и если да то когда. Однако дети рождаются уже слабенькими, да и взрослые стали бледнее, тем не менее все против включения искусственных солнц.
«Когда неделю назад, — вспоминает Юлия, — зажгли одно из трех которыми располагают энергетические власти региона, одно-единственное и всего на каких-то полчаса, на улицы вышли колонны демонстрантов».
Со своего сотого — самого верхнего — этажа она отлично видела движущийся муравейник с пестрыми лоскутками транспарантов. Машины стояли, а толпа заполняла каньоны улиц ревущая, взбудораженная, даже воздух дрожал от грохота. Никто не хочет поддельного зноя, из-за которого, по словам некоторых ученых, останавливаются сердца, сохнут почки и печень, а ребенок может умереть не родившись.
Ученые, ученые, вечно эти ученые. Их мнения, рекомендации и прогнозы противоречивы. Плоды их наук сначала такие дивные и многообещающие, потом оборачиваются какой-нибудь гнусностью. Юлия восхищается учеными и боится их.
Но еще больше ей неприятен утренний холод, хотя Солнце — вот оно в вышине и на небе ни облачка. Ей зябко, но она не приказывает окну закрыться. Ведь с нижних террас поднимаются изумительные, истинно майские запахи. Стены зданий сплошь покрыты алым ковром цветов. Юлия их любит, у нее романтическая натура. Со всех сторон на нее постоянно льется нежная печальная музыка, какие-то протяжные жалобы, просьбы, призывы.
Вероятно, именно от музыки у нее мигрень, из-за которой она не пошла на репетицию. Она обращается за помощью к домашнему киберврачу. Раздевается, ложится на кушетку в ванной комнате. Над головой у нее вместо потолка большое зеркало.
Но зеркала поначалу не видно. Его заслоняет белая пульсирующая эмульсия. Лишь после повторенного дважды распоряжения оно является взору, и с него слетают тучи искусственных мушек. Скача и ползая по всему телу, они собирают информацию о состоянии организма. Это слегка щекочет, слегка раздражает.
Потом они возвращаются на зеркало Юлия осторожно поднимается. Боль не проходит, хотя мушки не теряли времени даром: впрыснули ей незримыми жалами нужную порцию лекарств. Юлия встает и громко просит, чтобы помощнику режиссера сообщили о ее недомогании.