Выбрать главу

Зал взорвался восторженными аплодисментами. Не аплодировала одна только Пат. Во всяком случае, так показалось Роберту.

«Пат была права. Мы любим друг друга, но дороги у нас разные», — с горечью подумал он. С горечью и с болью в сердце,

Харст и Симмонс сидели на веранде летнего ресторана в парке Этленд. Большой пруд почти вплотную подступал к столикам, шеренгой протянувшимся вдоль легкой ограды, и порой казалось, что от набегавшей волны слегка покачиваются кресла.

Ресторан, так же как пруд и большая часть парка, принадлежал аристократическому клубу «Мейфейр», членом которого Харст стал с момента своего рождения. Он любил бывать здесь, но вовсе не потому, что членство в клубе напоминало о былом величии его рода, и даже не из-за возможности накоротке решить какой-либо вопрос с людьми, двери служебных кабинетов которых даже от него, Харста, бдительно охранялись обворожительными церберами-секретаршами и щеголеватыми аргусами-помощниками.

Клубный ресторан заслуженно славился превосходной кухней, гостеприимством и — что представлялось для Харста не менее важным — тишиной. Надпись над ажурной дверью перед входом в ресторан ненавязчиво напоминала: «Соблюдая тишину, вы делаете это прежде всего для себя».

Вылощенный высокий официант в белом сюртуке и перчатках, с плечами, угодливо поданными вперед, поставил перед Симмонсом «черепаху по-балтиморски». Харст предпочел бифштекс.

Симмонс, позвякивая о столик бокалом, рассказывал Харсту о Селине Кронин:

— Вот уже три года терпит она мытарства с полицией и властями, вдумайся в это. Три года бивачной жизни, полной лишений и тревог. А ты представляешь, сколько — таких, как она? У каждой, считай, базы, воздушной и морской. Их только в Англии сотня наберется! А если взять всю Европу? Я снимал в ФРГ марш мира с вертолета. Холод, дождь. Но люди идут и идут, колонна растянулась на семьдесят миль по дороге…

— Ты хочешь меня обратить в свою веру, Джонни? — лениво потянулся Харст, доставая зубочистку.

— В какую? — Симмонс передернул плечами. — Я не из красных, Харст. Это ты из тех, кто принимает за красного всякого краснеющего от стыда за все, что творится в этом безумном мире. Мне как американцу, например, стыдно за узколобость нашего правительства. Шестьдесят процентов англичан не хотят американских ракет, а мы продолжаем навязывать их, усугубляя и без того далеко не лестное мнение вашего народа об Америке.

Харст сделал глоток из своего бокала, держа его за граненую ножку.

— А ты не допускаешь мысли, что мудрость политиков заключается в способности видеть дальше тех, кто умеет лишь вопить: «Уберите ракеты!»? — спросил он с насмешливой, однако ничуть не оскорбительной улыбкой.

— Фрэд, — задумчиво кивнул Симмонс, — ты не хуже меня понимаешь: только маньяк или параноик может утверждать, будто русские стремятся к войне, хотят прибрать к рукам Европу, обе Америки, а также Африку вкупе с Азией и Австралией Мне это стало ясно еще в Югославии, когда мы вместе с их парнями смотрели смерти в глаза. А смотреть в глаза смерти все равно что смотреть в глаза правде.

Харст нахмурился, и тотчас же его брови расправились.

— Я готов бы согласиться с тобой, Джонни, но не все так просто, — заметил он, смакуя вино. — Меня просто бесит, что русские злорадствуют над нашими проблемами. Они используют любую возможность, лишь бы только напакостить нам Идет явная и скрытая борьба не на жизнь, а на смерть. А я старый солдат, и я на своем посту, Джонни. Всякую попытку русских нанести нам вред я воспринимаю как личное оскорбление, — сам конфузясь своей напыщенности, произнес Харст.

Симмонс перебил его:

— Уж не собираешься ли ты, Фрэд, доказывать мне, что массовые протесты англичан против американских ракет — дело рук Кремля? — спросил он не без сарказма и пристально посмотрел на Харста.

Взгляд, которым ответил ему Харст, был столь же пристальным.

— Нет, конечно, — выдержав паузу, воскликнул он. — Но борьба есть борьба. Наши крикуны по собственной глупости льют воду на мельницу русских. Почему же тем в таком случае не воспользоваться предоставляемой возможностью? И они, будь уверен, не теряют времени даром, очень тонко и умело направляют наших крикунов куда надо…

— Каким же образом? — Симмонс отодвинул бокал в сторону.

— Каким образом? — переспросил Харст и замолчал — к их столику подошел лакей.

— Вас к телефону, сэр, — наклонился он к уху полковника.

Лицо Харста моментально стало озабоченным

— Извини, Джонни, — поднялся он из-за стола.