— А за дымом и пылью что увидишь…
— Зато теперь увидели его. А кое-кому и вовсе не пришлось.
— Это верно.
У парапета набережной теснятся офицеры.
Обернувшись, они прикладывают руки к козырькам фуражек и расступаются, давая вновь прибывшему место у парапета.
— Каково? — говорит, улыбаясь, один из офицеров. — Вроде бы победители мы, а нас в освобожденный нами город не пускают!
— Тоже не успели к закату?
— Ага! На бережку всем до утра припухать.
Бои в непосредственной близости к Дунаю, как известно, отличались особым ожесточением. Вокруг здания парламента — горы щебня. Вихрь генерального штурма сорвал крыши с соседних домов, завязал в клубок арматуру перекрытий, в разные стороны раскидал огромные гранитные плиты. Но парламент уцелел.
Некоторое время офицеры молча смотрят на величественное здание над Дунаем, чудом уцелевшее среди всеобщего хаоса.
За их спинами, отбивая шаг, идут и идут войска. То и дело раздается высокий, сорванный голос генерала, который благодарит за службу и желает офицерам и солдатам счастливого возвращения домой.
Оркестр неутомимо играет марш за маршем. Звуки стелются над притихшей рекой…
Но вот потянуло холодом от Дуная. Уж и верхние этажи домов заволокло сумерками.
Однако движение войск не прерываемся ни на минуту. Слышны пугливое ржание и длинный журчащий перестук. Кавалеристы осторожно сводят коней на колеблющийся настил моста.
Цокот копыт смолк. Нарастают урчание моторов, лязг гусениц. Через Дунай двинулись танки и самоходные орудия.
— И так до рассвета будет, — зевая, говорит кто-то из офицеров. — Ну как? По машинам? Не мешало бы малость соснуть.
«Виллис» гвардии майора стоит на обочине шоссе в нескончаемо длинном ряду машин. Накрывшись ватником с головой, водитель спит. При этом развел такой чудовищный храп, что содрогаются и позванивают ветровые стекла.
Потеснив водителя, гвардии майор умащивается рядом на кожаном сиденье. Ну, спать, спать!
Козырек фуражки надвинут на глаза, воротник шинели, накинутой на плечи, поднят. Но сон нейдет.
Переправа ярко освещена лучами фар. Длинные отблески плывут по воде. От Дуная тянет прохладой и сыростью.
Мысленно гвардии майор провожает танки, которые только что переправлялись через Дунай. С громыханием проходят они по узким улицам Будапешта. Дребезжат оконные стекла. Хотя нет! Окна, конечно, раскрыты настежь. У подоконников и на балконах теснятся люди.
Из соседней легковушки доносятся голоса. Ишь, полуночники! Не наговорились еще!
Угревшись в кабине, под боком у водителя, гвардии майор начал было и сам задремывать. Вдруг из полусна вывело его упоминание знакомой фамилии.
— Колесников-то как раз и предупредил в декабре о подготовке контрнаступления фашистских танковых дивизий! Точно вам говорю. Он, он, и не спорьте.
— Я не спорю, я только сказал, что не уверен. В осажденный Будапешт он проникал, это да. Должен был похитить генерала Салаши, но тот в последний момент сбежал.
— И не Салаши вовсе, и не в Будапешт! Колесников тайно проник в подземный завод, где изготовлялись детали для ракет ФАУ, и взорвал его.
— Рабочим, что ли, устроился там?
— Еще чего! Инспектировал все подземные заводы в Австрии! Прибыл туда под видом личного представителя Геринга.
— Рассказывают… — Храп водителя помешал разобрать слова.
— И опять ничего похожего! Наш он — красноярский! Мне и деревню называли, откуда он, только вылетело сейчас из головы.
Еще нескольких слов не расслышал гвардии майор. Потом:
— Ну, конечно. Силищи медвежьей, неимоверной. И ростом — великан.
Даже великан? Гвардии майору вспомнился худой, невысокого роста, измученный до крайности седой человек, который, подняв руку, остановил его самоходки на шоссе перед рекой Эннс. Майор хотел было вмешаться в разговор соседей, сделал даже движение, чтобы вылезти из машины, но раздумал.
Творится фронтовая легенда…
(Окончание письма бывшего командира отдельного гвардейского дивизиона самоходных орудий бывшему командиру отряда разведки)
«…и внешне, как видите, представал в их воображении великаном, богатырем, хотя то, что произошло с ним в действительности, может, несомненно, затмить любой вымысел.
Я получил об этом некоторое представление еще 8 мая, когда, полностью выполнив поставленную передо мной командованием задачу, — найдя Вашего разведчика и узнав от него о судьбе сверхсекретного объекта, — вез Колесникова из Штернбурга в штаб своей войсковой части. (Тов. Колесников в категорической форме потребовал, чтобы его доставили сначала туда, а потом уже в госпиталь. Правда, первую помощь ему оказал наш фельдшер.) По дороге он несколько раз впадал в беспамятство из-за крайнего истощения и, видимо, боясь, что мы не успеем довезти его в штаб живым, вкратце и в довольно беспорядочной форме сообщил мне — для последующей передачи, — все, что касается этого нового отравляющего газа, действовавшего непосредственно на рассудок людей.