Так это о нем сказали только что: мертв! Агония его была безмолвной. Длинное, костлявое и все же при неправдоподобной худобе своей еще могучее тело напряглось. В последнем предсмертном усилии оно тянулось и тянулось к земле, но так и не могло дотянуться, хотя уже почти касалось ее растопыренными пальцами огромных грязных ступней.
Лишь в застенке увидел Колесников, какого высокого роста Герт. В лагере он ходил всегда согнувшись. Это скрадывало его рост. Но за мгновение до смерти он распрямился…
Герт! Герт! Так ты и умер, старина, не дождавшись победы! А она близка. Наши высадили десант на Имперский мост, один из пяти венских мостов через Дунай. Не исключено, что столица Австрии уже освобождена. Вчера, или сегодня утром, или даже час-полчаса назад.
А от Вены недалеко до Маутхаузена…
Но десант на венский мост не спас Герта. Не спасет и его, Колесникова. Где еще там этот десант, а Конрад, палач, — вот он, рядом! И тот обречен, кто попадет в руки к этому дюжему уголовнику-убийце, который спешит сократить срок своего заключения, пытая людей.
Кажется, штурмфюрер сказал: «Освободите столб для следующего»?
Значит, столб?
Сейчас Колесникова подвесят за связанные за спиной руки так, чтобы ноги его не доставали до земли. Слыша хруст своих суставов, он будет мучительно тянуться и тянуться к земле. А Конрад, многообещающе улыбаясь, поднимет с пола бич или плетку-девятихвостку и…
Все это пришлось испытать Герту на глазах у Колесникова.
Видимо, Конрад уже вошел в подлый палаческий азарт. Замучив до смерти одного заключенного, с удвоенной энергией примется за другого. Обстоятельно, всерьез, по-настоящему! Все, что делали с Колесниковым до сих пор, можно назвать лишь поглаживанием. Но столб — это конец! Порванные связки, суставы, отбитые девятихвосткой почки — конец.
— Ну-с! Продолжим, Конрад!
— Прошу еще минутку, штурмфюрер. Жажда… Разрешите?
От группы людей, одетых в черное, отделилась фигура.
На ней фартук, очень длинный, кожаный, как у кузнеца. Мелькнув перед Колесниковым, фигура вышла из поля его зрения. Слышны позвякивание графина о стакан, бульканье. Кто-то пьет, шумно, длинными глотками, как лошадь.
Колесников облизал губы. Несколько капель осталось на них после того, как обдали из лохани водой, приводя в чувство. Его тоже жжет жажда.
Имперский мост! Конечно, он спутал застенки. Это в Австрии, а не в Венгрии. Со времени первых допросов прошло около трех недель.
Пространство, которое стискивало его в венгерском подвале, раздвинулось в Маутхаузене, но в общем-то ненамного.
Вот что представляет из себя один из лагерей, входящих в состав Маутхаузена. Плац утрамбован ногами до звона. Шеренги конюшен приспособлены под жилье. (В просветах между ними виден Дунай.) Вокруг колючая проволока — в шесть рядов. (Обычно она под током!) Ров шириной до четырех метров. И через каждые пятьдесят метров сторожевые башенки-вышки. (Там, под навесом, у пулеметов и прожекторных фонарей нахохлились эсэсовцы в касках.) А по ночам лагерь опоясывает еще и собачий лай…
Все заключенные показались Колесникову вначале на одно лицо. И оно было землисто-серое и как бы треугольное от худобы.
Когда Колесников сообщил соседям по блоку последнюю новость: двадцать первого марта наши высадили десант в Эстергом-Тат, рты его слушателей раздвинула не улыбка и не подобие улыбки, а скорее судорожная гримаса радости, почти уродливая, тотчас же стертая пугливым движением ладони.
Какие-то иконописные лики, а не лица! Однако без самодовольного выражения святости. И без нимбов. Здесь вместо нимбов полагаются шутовские полосатые шапки. Одежда тоже полосатая. Будто тень от тюремной решетки пала на одежду и навсегда приклеилась к ней. (Куртку и штаны заключенные называют «зебровой шкурой», нищенские башмаки на деревянной подошве — «стукалками».) Еженедельно в лагере происходит нечто напоминающее выбраковку лошадей. Заключенные выстраиваются на плацу в одну шеренгу, а мимо, не спуская с них взгляда, неторопливо двигаются лагерные врачи. То и дело раздается окрик; «Номер такой-то! Три шага вперед!» Номер такой-то, живая мумия, делает три шага на подгибающихся ногах. Надзиратели рывком подхватывают его-под руки и уволакивают прочь.