Остальное пространство усадьбы, площадью около пары гектаров, было занято теплицами и открытыми посадками растений, имеющими вид вполне типичный для плантаций новусов. Задней стеной частокол соседствовал с красивым озером — гладким и спокойным, зеркально отражающим синеву неба. Невдалеке высились три ветряка электростанции — изящные, ажурные, неторопливо вращающие лопастями.
Клаус никогда прежде не был в России, русские деревянные дома видел только на картинках. Поэтому экзотичный терем Беркута произвел на него сильное впечатление.
— Этот высокий забор — от медведей, да? — спросил он.
— От них тоже. Но не только. Тут знаешь, какие кабаны-секачи по тайге бродят — медведя завалят. Им волю дай — все мои плантации в два дня перероют. Тигры в последние десять лет начали встречаться, судя по всему, от Амура досюда добрели. Много тут всякой живности. Без ограды — никак.
— А дом почему у тебя такой большой? Там много народу живет?
— Много. Я да три моих собаки.
— Зачем же такой огромный домище?
— Так удобнее, — пояснил Захаров. — У меня все там: и мастерская, и склады, и гараж, и баня. Зимы здесь долгие, холодные, снегу наметает много. Если по отдельности все эти строения поставить, то дороги в снегу между ними замучаешься копать. Иной раз в пургу так заметет, что без лопаты не выйдешь.
— А бассейн у тебя есть?
— Вон он, бассейн, — Беркут ткнул пальцем в озеро. — Плавай, сколько влезет, крокодилов не водится. Вода чистая.
— А зимой? В проруби купаешься?
— Еще чего! — Беркут зябко передернул плечами. — В январе здесь минус тридцать, а то и сорок, лед-то и не продолбишь! В баньке как следует разогреешься, да в сугроб нырком. А раз-два в месяц позволяю себе переправиться на Гавайи — ненадолго, на пару деньков. У меня там много друзей. Не был на Гавайях?
— Не был, — сказал Клаус. — Это далеко, сам я переправляться не умею, а других просить неудобно. Вот и торчу по сто лет на каждом месте. За триста лет — всего три резиденции сменил. Тоска…
— Глупый ты, Клаус, хоть и триста лет прожил, — снисходительно заявил Алексей. — Место жительства можно менять каждую неделю, только веселее от этого не становится. Интерес к жизни, он здесь сидит, — Захаров постучал пальцем по голове. — В мозгах тебе нужно порядок навести. Чем ты занимаешься — бездельем? От этого не то что за столетия, за месяц от скуки свихнуться можно.
— Да кто ты такой, чтоб мне указывать! — огрызнулся Клаус. — Тоже мне, учитель нашелся! Мужлан неотесанный! Твое место — тайга. Сиди и не показывайся в приличном обществе…
— Это кто это у нас тут приличный? — ехидно поинтересовался Беркут. — Ты, что ли, Клаус Даффи, зайцеед, раскапыватель погребов с археологической выпивкой? Ты не смотри, что я прост в обращении — у меня, друг мой, три высших образования: два технических и одно юридическое. От последнего, правда, сейчас никакого толку, а вот первые два до сих пор небесполезны. Да, я не живу в городе, предпочитаю одиночество. Но это мое личное дело. Новусы, которые обитают в больших резиденциях, слишком много суетятся. Я их не люблю.
— Ты же должен любить всех! Так гласят догмы учения Патрика Ньюмена.
— Никому и ничего я не должен, — отрезал Беркут. — Понял? Это мне все должны. Я делаю машины, которые эти жуки-мягкотелки сами не в состоянии произвести. Все ударились в совершенствование человеческого сознания, а вот копаться в технике считается чем-то неприличным. Ну и ладно — я занимаюсь тем, что приносит мне удовлетворение, а на мнение остальных мне, честно говоря, наплевать. Когда-то, еще при существовании обычных людей, я зарабатывал по нескольку миллионов в год на продаже одних только электротракторов. А теперь я отдаю эти машины бесплатно, потому что денег в мире давно не существует. Пусть люди пользуются моими машинами, мне не жалко. Я ем мясо, потому что оно мне нравится. Ем много мяса, и тебя угощу. Я проживу миллион лет на этом месте, и мне никогда не будет скучно, потому что у меня есть моя мастерская, мои станки и вездеходы, мои планеры, поднимающие меня в небо, есть мои плантации, мои облака, моя дикая природа. Я наблюдаю природу, понял? И я даже на полмизинца не приблизился к тому, чтобы понять ту красоту, которая меня окружает. Но я сделаю это — мне некуда спешить, у меня впереди вечность. Я ценю эту вечность, в отличие от тебя. Я знаю, что жизнь моя не бессмысленна. Я люблю эту жизнь.
— Ты не новус, — убежденно сказал Клаус. — Ты не такой, как все.
— Я — новус, — Беркут осклабился, показав длинные неровные зубы. — Больше того, я новус из новусов. Я овладел всеми известными рунами и изобрел парочку новых. О них знают уже многие, но я не уверен, что остальные доросли до того, чтобы научиться ими пользоваться. Впрочем, лет через пятьдесят дорастут. Я отдам им эти руны, я не жадный.