— Не пудри мне мозги, — сказал Клаус. — Махать с такой частотой, как птица, ты не сможешь. И подъемной силы этих крыльев никак не хватит на твою тушу. Страусы, насколько известно, не летают.
— Ну, допустим так, — Беркут склонил голову, хитро прищурил глаза. — И что из этого?
— Руна. Ты наверняка придумал руну. Одну из тех, которые не хочешь отдавать прочим новусам. Предположим, она делает тебя невесомым. А крылья нужны тебе для маневрирования в воздухе, это всего лишь дополнительное оборудование, как ласты у подводных ныряльщиков.
— Ты удивительно догадлив, друг мой, — похвалил Беркут. — Ставлю тебе пятерку за сообразительность. К сожалению, Роб Бракен, придумавший телепорт, застолбил название «руна Полета» раньше меня. Не по делу, прямо скажем, он это название употребил. Ну да ладно, я выкрутился. Угадай, как я назвал свое детище?
— Руна Беркута, — произнес Клаус, нисколько не сомневаясь.
— В самую точку! — удовлетворенно кивнул Захаров.
— Хорошо звучит. Простенько, но со вкусом.
— Еще бы!
— Ну что, полетели? Мне тоже крылья положены?
— Тебе — нет. Что ты с ними делать будешь?
— А как же я тогда?
— Пассажиром полетишь. Потащу тебя в могучих когтях, словно горный орел — барана.
— А если надоем — бросишь?
— Зачем же? Орлы, как известно — умные птицы. Хорошими баранами не разбрасываются.
— Ты кого-нибудь уже катал так?
— Конечно, и не раз. Ко мне заглядывают друзья со всех концов света. Любят попорхать под облаками — с визгом, с воплями. Восторгу нет предела.
— А мясом ты их угощаешь? — Клаус сглотнул слюну, вспомнив отменнейший медвежий копченый окорок.
— Некоторых угощаю. А что тут такого? — Захаров пожал плечами. — В Сибири почти все новусы едят мясо. И в Канаде, насколько я слышал.
— А Патрик… Он тоже?..
— Патрик мяса не ест, — отрезал Беркут.
— Ты его лично знаешь?
— Знаю. — Беркут усмехнулся. — Как же его не знать — мы ведь соседи. Всех, кого он принимает, я к нему на вездеходе отвожу. Переправа в его резиденции не работает. Аномалия…
— Ну и как он? Что за человек?
— Хороший человек, — сказал Беркут.
— А почему же он остальных новусов чурается, живет отшельником? Аномальную зону себе выбрал, чтоб добраться до него тяжелее было. Так же не любит остальных людей, как и ты? Ему-то вроде бы положено любить всех поголовно.
— Ты Патрика не трожь, — тяжеловесно сказал Захаров. — И намеки свои оставь, понял? А то я тебе собственными руками таких затрещин надаю, что мало не покажется.
— Понял, — быстро произнес Клаус. — А ты катал его, Патрика? В смысле, на крыльях.
— Его — нет. Патрика не надо катать.
— Почему?
— Смотри туда, — палец Захарова показал в небо. — Видишь, большая птица летает? Породу угадаешь?
— Гигантский хищный какаду, — сказал Клаус.
— Сам ты какаду. Это Патрик. Патрик Ньюмен собственной персоной. Он знает все руны, в том числе и мои. Он умеет летать. Крылья ему делал я.
— Он что, видит нас сейчас?
— Само собой. Он наблюдает за нами. Точнее, за тобой. За мной ему наблюдать неинтересно — он и так все про меня знает. Сейчас он слушает наш разговор.
— Так почему бы ему не спуститься к нам сюда и не потолковать?
— Если не спускается, значит, так нужно. Значит, время еще не пришло.
— А когда оно придет?
— Надоел ты мне своими вопросами, — заявил Беркут. — Пожалуй, я тебя все-таки уроню. Нечаянно. Патрик мне это простит.
Восторг — не то слово. Не существовало в человеческом языке слов, чтобы выразить то, что чувствовал Клаус Даффи, когда со свистом рассекал плотный воздух, взмывал в призрачный туман облаков, пикировал до самой земли и снова возносился вверх в теплых восходящих потоках. Он хохотал, он взвизгивал, он выкрикивал ругательства. Он пел.
Беркут молчал — знай себе работал крыльями, закладывая головокружительные виражи и пируэты. Беркут молчал, но Клаус догадывался, что адреналиновая эйфория распирает и его — телепат-новус пил радостные эмоции Клауса, как самое изысканное вино. Алексей Захаров подпитывался сейчас положительной энергией Клауса, но Клаусу не жаль было поделиться радостью. Будь его воля, он одарил бы своим удовольствием всех людей в мире — и хватило бы на всех. Обидно, что человечество не дожило до такого. Обидно… Бедные сапиенсы…
Беркут парил, как птица. Клаус Даффи болтался снизу, в люльке, сплетенной из прочных ремней и подвешенной к поясу Беркута. Клаус не боялся упасть. Он не боялся вообще ничего — его нес по воздуху лучший из новусов этого мира, человек, крепкий, как скала. Алексей Захаров, предпочитающий называть себя Беркутом.