Теперь, во время игры на гитаре, он с удовольствием вспоминает и многие другие моменты. В особенности, первый урок, когда Талита впервые прикоснулась к нему в его небольшой комнатушке над ангаром для катеров. Перед этим она показала несколько основных аккордов и теперь хотела, чтобы он усвоил арпеджио и разный темп. Он ощущал себя чудовищно неловким, но она повторяла все снова и снова, терпеливо и с улыбкой. «У тебя будет получаться лучше, чем у меня, потому что я даже не в состоянии как следует согнуть пальцы». В ответ на его вопросительный взгляд она отложила гитару и вытянула вперед руку ладонью кверху: согнутыми оказались только последние фаланги безымянного и мизинца. А вот указательный и средний пальцы правой руки остались прямыми. «Я как-то сильно порезалась, давно, когда…»
Молчание затянулось, и когда он уже почувствовал тревогу, на ее лице снова появилась улыбка, но совсем другая, и смысла этой перемены он понять не смог.
«Я порезала руку перед тем, как отправиться в свое самое первое Путешествие», — закончила Талита, и ее голос прозвучал очень необычно. Все с той же загадочной улыбкой она протянула руку и медленно, глядя ему прямо в глаза, погладила по щеке. Что с ней случилось, о чем она думала в этот момент? Даже сейчас он не понимал этого, как в то время не понимал многих ее взглядов, многих пауз в разговоре. Но ему было очень дорого воспоминание об этом первом прикосновении холодных пальцев (очевидно, в них плохо циркулировав! кровь) к его щеке.
Он извлекает несколько аккордов — это тоже своего рода ритуал. Он всегда начинает с той самой первой мелодии, которой она его научила. Это всего лишь несколько нот, но таким образом он приветствует ее через время. Звуки его гитары кажутся ему восхитительно насыщенными и объемными, а самая обычная последовательность нот — чем-то вроде чуда, словно отражение божественной гармонии. Может быть, музыка чем-то схожа с траекторией, которую описывают Путешественники между бесчисленными вратами миров? Нечто подобное утверждают некоторые верующие; об этом иногда говорила и Талита.
Он снова улыбнулся, продолжая играть мелодию, которую она принесла ему в подарок с другой Земли. Гимнопедия. Медленная, но свободная мелодия; мерно звучащая, задумчивая и в то же время освещенная тайной лукавой улыбкой; гимнастические вольты, контролируемое сознанием ликование юношеских тел, ловких и стремительных братьев и сестер… Путешественников?
Уголком глаза он улавливает движение слева от себя, но продолжает играть; наверное, это один из котов, обитателей Центра. Может быть, это хорошо знакомое ему животное с длинной бежевой шерстью, коричневой мордочкой и яркими голубыми глазами?
Действительно, его взгляд тут же встречается с голубыми глазами. Но это глаза Меланевич — так она сама называет себя, хотя окружающие для краткости стали звать ее просто Меланэ. В связи с этим он испытывает к ней нечто вроде благодарности, смешанной с иронией: ему, пожалуй, было бы трудно называть ее Талитой — слишком уж она непохожа на все, что будит в нем это имя. Он улыбается гостье, с радостью отмечая, что она не обратилась в бегство, заметив в саду чье-то присутствие. Наверное, ее привлекла музыка. Если звуки гитары могут очаровывать белок и котов, то почему бы им не пленить эту маленькую дикарку? «О, Орфей, помоги мне!»
Похоже, его мольба была услышана: ресницы медленно прикрывают огромные голубые глаза, на губах появляется намек на улыбку, и она произносит:
— Это было так красиво.
Эгон наклоняет голову и проводит пальцем по струнам, заставив коротко зазвучать высокое «ми», словно для того, чтобы поставить точку после ее комментария. Невероятно, но Меланэ продолжает:
— Я помешала вам.
Он отвечает, стараясь казаться непринужденным, стараясь не спугнуть ее:
— Нет, что вы. В это время я обычно играю для котов и птиц. Такой слушатель, как вы, мне гораздо приятнее.
Согласится ли она вступить в игру? Она ничего не говорит в ответ, но усаживается на траву у ствола ближайшего дерева — здесь он может наблюдать за ней уголком глаза, не поворачивая головы. Он выполняет невысказанную просьбу и возобновляет игру. Через несколько мгновений он принимается негромко напевать слова песенки, которую наигрывает. Он знает: у него приятный голос — слегка меланхоличное вибрато. Он незаметно поворачивается к девушке: она внимательно следит за тем, как он извлекает звуки из струн, переводя взгляд с его правой руки на левую. Когда он останавливается, она поднимает глаза: «Это очень трудно».